Еще одна грамота. Михаил спрашивает своего господина Тимофея, засевать ли землю рожью: «земля готова, надобе (то есть надобны) семена».
Может быть, автор письма был управителем боярской вотчины, тиуном?
Вряд ли. Будь он управителем, он бы решил вопрос самостоятельно: не такого масштаба дело, чтобы утруждать им господина. Скорее всего, автор и этой грамоты крестьянин.
Но не только одним этим интересно письмо Михаила к Тимофею. Ведь если, как он сообщает, земля уже готова для посева и времени упускать нельзя, то ясно, что вопрос, чем ее засевать, задан в расчете на незамедлительное получение ответа. А как Михаил надеялся получить его?
Видимо, отправка письменных запросов по делам, разрешение которых не терпело отлагательства, было явлением заурядным, и заурядными же были быстрые ответы. Но, значит, связь деревни с Новгородом была регулярной.
Через кого же она поддерживалась?
Одно из двух: или Михаил отправил свое письмецо с нарочным, или воспользовался услугами почты. Правда, у нас еще нет точных данных, что в новгородской земле функционировала почта. Но возможность ее существования не исключена. Больше того: если принять во внимание масштабы Новгородского государства и неослабную опеку столицы над ним, то это представляется вполне вероятным.
А вот грамота, приводящая нас к другому вопросу, — вернее, обрывок грамоты: «Пишу тебе на бересте», — и все.
Кто бы стал подчеркивать такую подробность (так же, между прочим, как она подчеркнута Иосифом Волоцким в его «Житии Сергия Радонежского»), если бы вообще был известен только один вид писчего материала? Кому, скажем, в наше время придет в голову оговариваться: «Пишу тебе на бумаге»? Зато вполне естественно прозвучит фраза: «Извини, что пишу тебе карандашом, а не чернилами».
Что следует из текста грамоты?
С полной очевидностью то, что береста была самым дешевым, самым распространенным (во всяком случае, в частной и будничной переписке), самым «демократическим» писчим материалом. Потому-то, надо полагать, и в обители Сергия Радонежского, когда она была бедна, «самые книги не на хартиях писаху, а на берестех». Потому же, можно полагать, береста и в архивы не попадала, что на ней делали только будничные, мелкие записи.
Обращают на себя внимание и письма к женщинам.
Вот, например, грамота, в которой заказчик велит ткачихе: если у тебя уже готово то, что ты мне ткала, то избели это и присылай.
У заказчика, как видим, не возникает даже тени сомнения, сумеет ли ткачиха прочесть его распоряжение. Уверен: прочтет!
Но, значит, ткачиха грамотна. Или, на худой конец, грамотен кто-то из живущих поблизости к ней, причем этот «кто-то» — человек ее круга: ведь она обратится с просьбой прочесть присланное письмо, если сама неграмотна, не к князю и не к священнослужителям в монастыре, которые якобы одни были грамотны на Руси!
Таким образом, и эта грамота свидетельствует все о том же: о широком распространении грамотности, о том, что ею запросто пользовались и в быту, что грамотны были не только мужчины, но что и женщины от них не отставали.
Некий Борис просит жену Настасью в письмеце, чтобы она прислала ему рубашку, забытую дома при отъезде куда-то; а невдалеке от этой грамоты, на том же дворе, нашлось письмо и самой Настасьи: она извещает родных о смерти мужа своего Бориса. Ясно: та самая Настасья.
Другой новгородец — Петр — просит жену Марию списать копию с купной грамоты и прислать ему: он уехал косить в деревню Озеры, а озеричи отняли у него сено и не хотят возвращать, пока он не докажет, что имеет право косить тут.
Конечно, Петр был не слишком привилегированной персоной — наверно, крестьянином или рядовым горожанином, как справедливо определяет это А. В. Арциховский. «Если бы он был феодалом, озеричи не посмели бы отнять у него сено». Однако и он сам, и жена его Мария были грамотны так же, как были грамотны Настасья и оставшаяся нам неизвестной по имени ткачиха.
До открытий Арциховского историки знали подпись только одной женщины древней Руси. Но это была дочь Ярослава, русская княжна Анна, ставшая затем женой французского короля Генриха I, а не жена какого-то Петра, самолично ездившего сено косить!
