— Эти две ступеньки лестницы старинной, две последних ноты в судьбе, — неожиданно завели на «камчатке» дружным, хотя и нестройным хором хиппаны. Там собрались завсегдатаи танцплощадок и домашних концертов.
Леон усмехнулся и краем глаза увидел, как Фирсов смотрит на него — пристально, немигающе, холодно, как приговор. Но этот приговор был оправдательным, и холодок только бодрил — как майский сиреневый холод с дождиком, усыпающим асфальт ворохами лепестков и клейких язычков с тополей. И Леон вколотил в пространство слова как гвозди — простые, острые и скрепляющие собой все раздоры и непонятки его мира:
— Их услышишь сердцем —
До чего же длинны
Ночи в белом декабре!
Басист вдруг переглянулся с Женьком, и они ударили по залу фирменным битловским «риффом» — мощный ход баса и барабанов заставил зал зазвенеть тугой натянутой струной. А дальше вступило знаменитое трехголосие «Ветров».
Стеклышки предчувствий собирая,
Жжешь ли ты настольной лампой ночь?
В робком круге света бьются пульсы лета
И ночные страхи гонят прочь.
Чтоб никто не мог судьбы увидеть,
Вдребезги разбились зеркала.
На твоих коленях, словно на ступенях —
Разноцветные осколки зла!
Эти две ступеньки лестницы старинной —
Две последних ноты в судьбе.
Их услышишь сердцем — до чего же длинны
Ночи в белом декабре!
Закончили песню разом, без длинных код, поскольку хотелось сыграть еще хотя бы пару вещей. В зале хлопали — искренне, дружно, точно птичий базар разом заклохтал, замахал крыльями, загомонил, вытягивая шеи и волнуясь. Шумели на первых рядах, волновалась серединка, приветственными кличами оглашалась галерка.
«Странно», — думал Леон, ожидая, когда стихнут хлопки и крики. «У этой песни удивительный магнетизм. И дело не в том, что она уже известна на городских танцплощадках, и ее знает добрая половина студентов. Что-то в ней недосказано, что-то в ней еще сбудется; наверное, именно поэтому она и привлекает любителей неявных чувств и слов. Но отчего в последнее время всегда, когда я ее пою, мне становится не по себе? Чего ждать от нее, от этих двух нот, словно ступенек лестницы?»
«Хороший парень. Он чем-то похож на Джона. Но мягче и светлей…» — подумал Пол
— А теперь давайте что-нибудь общее? — с улыбкой предложил он. Может, оттого что в зале было полно девчонок, а может, захотел тоже почувствовать себя на сцене Личностью.
— А что, например? — улыбнулся Леон. Ему понравился незнакомец. Звезд с неба на басу не хватает, зато без единой ошибки, и ничего лишнего. А какое звукоизвлечение — настоящее мясо!
— Вы «Beatles» слышали?
«Ветра» переглянулись и дружно расхохотались. Включая Руслана за пультом. А «Харисон» завороженно и чуть удивленно смотрел на незнакомого басиста, и его губа была закушена, а глаза блестели неподдельным интересом.
— Конечно, слышали, чудак-человек, — хлопнул Пола по плечу Леон. — Называй любую, сейчас сбацаем.
И левой взял на грифе «любимый аккорд битлов».
— Из нового концерта знаете?
— Какого еще «нового», старичок? — озадаченно переспросил Коля. — «Битлы» давно распались.
— Как?? Когда?!
— В шестьдесят девятом, — пожал тот плечами. — Странный ты чувачок.
Глаза незнакомца вдруг натурально полезли на лоб при этом, прямо скажем. Не новости.
— Чертова япошка, — яростно процедил он сквозь зубы. — Она все-таки добилась своего.
— Чего-чего? — озадаченно переспросил Леон.
— Чего играть будем? — прошипел Коля. Женек же меланхолично крутил в воздухе над барабанами палочки. Ему было все равно, зато он лучше всех в городе пел по-английски «на шару» — не зная ни единого слова языка, на ходу сочиняя красивые «английские» фразы под любую музыку.
— Знаете «Yesterday»? — предложил незнакомец.
— О кей! — авторитетно заявил Леон. И одними губами прошептал:
— Олл май троубалз симд со фа-а-арэвэй!
— Только петь буду я, — объявил басист. — Я знаю ее настоящий текст. Который был в самом начале.
— Ну, начинай, — милостиво позволил Леон. И кивнул Женьку.
— Ван-ту-фри-фоу! — защелкал тот пальцами.
И вдруг…
— Два яйца! — хитро улыбаясь, запел Пол. — Я люблю тебя, яичница! И могу готовить без конца, тебя, моя яичница-а-а!
