— Какое дело?
— Важное дело. Сейчас самый момент светлейшего потеснить.
— Это как же? — заинтересованно спросил Иван.
— Эх, горе ты моё! Всё-то тебе надо разжевать да в рот положить. Неужто не ясно, что надоел государю светлейший? Вот как надоел. — Князь Алексей провёл ребром ладони по горлу.
Иван молча слушал, что ещё скажет отец.
— А пуще всего ненавистна государю эта женитьба на Машке Меншиковой.
— Я-то что могу сделать?
— Как что? — удивился князь Алексей. — Да очень даже много можешь. Говори ему каждый день, что, дескать, светлейший, ну «батюшка», как государь его зовёт, слишком много себе воли забрал. Распоряжается всем не он, Пётр Алексеевич, государь наш, а светлейший князь над нами господствует.
— Это так, — согласно кивнул Иван.
— Ну а ежели так, то и укажи ему на примеры.
— Какие примеры?
— Не то ты сам не знаешь, — с иронией посмотрел князь Алексей Григорьевич на сына. — Все при дворе лишь о том и говорят, а ты не знаешь!
— О чём же?
— Да о том, что при освящении церкви в Ораниенбауме, когда государь туда не поехал, светлейший стоял на том месте, которое было для государя назначено.
— Да-да, верно, я слыхал об этом, — оживился князь Иван.
— «Слыхал», — передразнил его отец, — слыхать мало — надо пользоваться этим!
Всё ещё ничего не понимая, князь Иван молча смотрел на отца. Напряжённое молчание длилось долго. Наконец старый князь продолжил:
— Разве это дело, когда царское место в храме его холоп занимает!
— Холоп, — усмехнулся князь Иван.
— А то кто же? Холоп! Мы все государевы холопы. Только он хитростью прополз да возле государя покойного, царство ему небесное, — перекрестился князь Алексей, — сбоку и пригрелся.
— Ну так дальше-то что? — перебил отца князь Иван.
— А то, что надобно подсказать государю, дескать, он молод и многого не знает, такие поступки со стороны его холопа непозволительны. Да разве только это! — помолчав, сказал старый князь.
— А что ещё? — уже с явным интересом спросил сын.
— А то, что он деньги, подаренные государем своей сестре, велел у неё отобрать да к себе унести, — торжествующе добавил Алексей Григорьевич.
— Да-да, — закивал головой князь Иван и, почему-то волнуясь, встал с кресла и принялся ходить по комнате. — Верно, верно, про это я тоже слыхал, государь мне сказывал и очень был тогда сердит, всё повторял, что он докажет светлейшему, кто у нас государь и чьи приказы положено исполнять.
— Вот видишь, сам говоришь, что сердился государь на светлейшего. Так ты эту его злость на дело и употреби.
— Как это?
— Да просто каждый день ему помаленьку и говори, что больно много воли светлейший себе забрал. Вот ещё и генералиссимуса себе выпросил, теперь он над всей армией один хозяин.
— Так, так, так, — возбуждённо повторял князь Иван, — а более всего ему следует говорить о его невесте ненавистной.
— Вот-вот, — обрадованно подхватил князь Алексей Григорьевич, — это, сынок, самое верное. Говори ему, дескать, кто ж в такие молодые годы женится? Тем паче на нелюбимой. Хватит ещё невест на его век, — многозначительно добавил князь Алексей и так посмотрел на сына, что тот подумал о какой-то интриге, которую пока тайно затевает его отец.
Они долго молча смотрели друг на друга, и в глазах отца князь Иван видел жестокую радость.
— Верно, сын, верно. Ты, оказывается, у меня тоже кое-что соображаешь, — хлопнув его по плечу, заключил Алексей Григорьевич.
— Нам бы только светлейшего убрать, а там...
Но старый князь не успел договорить: дверь отворилась, и на пороге комнаты появился молодой государь.
— Ты здоров ли, Ванюша? — обеспокоенно обратился он к князю Ивану. — Мне доложили, что тебя поутру лошадь сильно зашибла!
— Да было маленько, — улыбнулся князь Иван.
— Вот и я зашёл сынка проведать, как услыхал о том. — Да всё, слава Богу, хорошо, — проговорил князь Алексей Григорьевич, отступая к дверям. — Ты если что, Ванюша, кликни меня, я тут, с тобой рядом.
Оставшись один, Иван долго раздумывал над словами отца и понял одно: он вполне может настроить государя и против невесты, которую и сам не переносил, и против «батюшки», позволявшего себе в последнее время много вольностей.
