Две невесты Петра II - страница 39

Шрифт
Интервал

стр.

   — Лизхен, — обратился Иван к спутнику, — подойди поближе.

   — Лизхен? — ещё раз удивился Пётр Алексеевич. — Разве это женщина? — недоумевал он, разглядывая мужское платье незнакомца.

   — Ну да, женщина, и очень хорошенькая, — смеясь, ответил князь Иван.

Незнакомка, которую князь Иван назвал Лизхен, подошла ближе к постели государя, и только тут Пётр Алексеевич увидел, что в мужском платье, ловко сидящем на ней, действительно была прехорошенькая девушка со светлыми волосами, которые рассыпались по её плечам, как только она сняла с головы шляпу, пухлыми щёчками и голубыми глазками. Всей своей статью она очень напоминала цесаревну Елизавету.

   — Её зовут Лизхен? — переспросил государь.

   — Да, ваше величество, — тихо ответила незнакомка, склоняясь в низком поклоне.

Некоторое время все трое молчали. Удивлённый государь переводил взгляд с Лизхен на князя Ивана, не зная что сказать.

   — Лизхен, — почтительно произнёс князь Иван, — упросила меня познакомить её с вашим величеством.

   — Её со мной? — всё так же удивлённо переспросил государь. — Но почему?

   — Лизхен, — обратился к ней князь Иван, — скажи сама его величеству Петру Алексеевичу, зачем ты умолила меня привести тебя сюда.

   — Затем, — в замешательстве сказала девушка, не глядя на молодого государя, — что я люблю вас.

   — Ты любишь меня! — воскликнул Пётр Алексеевич.

Он подошёл к ней совсем близко, с любопытством рассматривая её смущённое лицо.

   — Я полагаю, ваше величество, что мне лучше удалиться, чтобы своим присутствием ещё больше не смущать Лизхен.

Государь не успел ничего ответить, как дверь за князем Иваном бесшумно затворилась и он остался наедине с девушкой.

На следующее утро князь Иван, не дожидаясь появления государя в урочное время, тихо постучал в его дверь. Ответа не последовало. Он постучал ещё раз уже чуть громче. За дверью послышались какие-то звуки, похожие то ли на всхлипывания, то ли на вздохи. Решившись наконец открыть дверь, князь Иван заглянул в спальню.

На смятой постели ничком, уткнувшись в подушку, лежал государь, плечи его вздрагивали.

Удивлённый князь Иван подошёл ближе, склонился над государем и услышал, что он плачет. Девушки в комнате не было.

   — Ваше величество, — обеспокоенно произнёс князь, — что случилось? Почему вы плачете?

Он слегка коснулся плеча государя, словно желая повернуть его к себе лицом.

   — Ах, оставь, оставь меня!— неожиданно громко ответил Пётр Алексеевич, поворачиваясь к Ивану, но не открывая глаз.

Он сел, оперся локтями на подогнутые колени, опустил голову на руки и, мотая ею из стороны в сторону, проговорил скороговоркой:

   — Гадко, гадко, всё гадко! Она была такая толстая, потная... Ах, как гадко, — повторял он, не переставая мотать головой.

Поняв, в чём дело, князь Иван присел на край постели, обнял плачущего молодого человека и, укачивая, будто маленького, начал говорить ему что-то тихо и ласково. Пётр Алексеевич, казалось, внимательно слушал его. Наконец он перестал качаться, слёзы словно высохли на его лице, он открыл глаза, посмотрел на своего друга, увидел его добрый, внимательный взгляд, уткнулся головой ему в грудь и затих.

Много позже, уже будучи в Москве, предаваясь вместе со своим наставником и другом всяким утехам, молодой государь, оставшись наедине с ним, иногда с улыбкой вспоминал и ту первую свою ночь с Лизхен, и свои слёзы поутру.


Во время болезни «батюшки» Пётр Алексеевич так отвык от его постоянной опеки, от мысли о необходимости женитьбы на нелюбимой Марии Меншиковой, что не мог даже представить себе возврата к прежней жизни.

Преодолев тяжёлую давнюю болезнь лёгких, Александр Данилович поправился и вновь принялся за разнообразные государственные и светские дела. Его особо заботило строительство своего загородного дома в Ораниенбауме, куда он уехал в конце августа 1727 года.

Молодой государь со всем двором и сестрой Натальей Алексеевной переехал в Петергоф.

30 августа в семье светлейшего князя Александра Даниловича намечались грандиозные торжества по случаю его именин.

К этому дню готовились загодя. Из теплиц в Петербурге были привезены созревшие к тому времени дыни и арбузы, готовились музыканты и певчие, с участием которых должно было пройти освящение церкви, построенной рядом с домом.


стр.

Похожие книги