— Известно, кто! Как самого-то не стало, так он и выскочил, словно чёрт из-под печки: тут как тут.
— Светлейший, что ли? — с понимающей улыбкой отозвался князь Сергей.
— Кто ж ещё! Известно, он. Низкорослый, без роду и племени, а всех оттеснил! Что там мы, князья Долгорукие! — Князь Алексей гулко ударил себя в грудь кулаком. — Или Шереметевы, Голицыны, — продолжал он перечислять, — ведь всех оттеснил. Сам у ног государыни стал да как крепко держится!
— За ноги, что ли? — лукаво улыбнулся князь Сергей.
— А ты не шути, не шути. Может, и за ноги когда держит — того никто не видал, а вот как поутру к государыне в опочивальню заходит — так это многим известно.
Иван, забыв о страхе, с любопытством прислушивался к словам отца.
— А знаешь, что она, государыня-то, говорит ему, проснувшись?
— Откуда ж мне знать, я при том не присутствовал, — снова улыбнулся князь Сергей.
— Вот то-то, что не присутствовал, а кто бывал, так такое говорят!
— Ну и что ж говорят? — спокойно подзадоривал брата князь Сергей.
— А то и говорят, что если бы не знали, так не говорили бы.
— А ты скажи, может, и поверю.
— Увидела она, государыня, как-то светлейшего, когда он входил к ней в опочивальню, сама его и спрашивает: «А чего б нам с тобой, Данилыч, сейчас выпить?»
Громкий смех князя Сергея был ответом. Откинувшись на спинку высокого стула, запрокинув голову, он смеялся так громко, что, казалось, зазвенела на столе хрустальная посуда.
— Что ж ты смеёшься так? — обиженно спросил князь Алексей. — Думаешь, я сам этакое-то придумал?
— Какое! — еле сдерживая смех, ответил Сергей Григорьевич. — Такое разве придумаешь? Такое слышать надо! — И, посерьёзнев, спросил, обращаясь к брату: — А ты думаешь, после ночной попойки они государственные дела решать станут? Как внутри страны что-то наладить или с соседними странами?
— Нет, — в замешательстве пожал плечами князь Алексей.
— Ты вот у него, у Ивана, спроси, о чём он утром, с похмелья проснувшись, думает?
Князь Алексей заинтересованно посмотрел на сына. Иван смущённо улыбнулся, вертя в руках пустой бокал.
— Не стесняйся, Иван, скажи отцу, о чём с похмелья думается поутру.
— Как бы чего выпить, — не глядя на отца, ответил Иван.
— Видишь, вот тебе и ответ молодого человека. И чего ж, Ванюша, более всего выпить охота? — не унимался князь Сергей.
— А это ведь когда чего, — потупясь, улыбнулся Иван.
— Ну и чего же? Да ты не стесняйся, скажи отцу, чтоб он знал, о чём с похмелья думается.
— Когда водочки хватил бы, а когда и рассолу огуречного, — всё так же улыбаясь, ответил Иван.
— Слышишь, что молодость-то говорит: водочки или рассольчику. Так ведь это молодость, а там женщина пожилая, грузная, многими недугами отягощённая...
— Ты, видно, хорошо осведомлен обо всех наших тамошних делах, — перебил его князь Алексей.
— А то как же? Как же я могу свою должность здесь исправлять, ежели не буду знать, что там у вас творится?
— Ну и дела, — пожал плечами удивлённый князь Алексей.
— Всё, всё, дорогой братец, нам известно, — значительно проговорил князь Сергей.
— Так уж и всё? — с сомнением возразил ему князь Алексей.
— Полагаю, что да, известно. Знали мы, что, презрев траур по покойному супругу, пустилась государыня во все тяжкие, да так, что и молодого своего любовника до болезни довела.
— Неужто и это известно? — с нескрываемым интересом спросил князь Алексей.
— Ну как же, знаем, что молодой красавец Левенвольде, её теперешний фаворит, не справился с таким весельем, слёг бедняга в лихорадке.
Князь Сергей снова зашёлся в долгом громком смехе.
В тот же вечер, посоветовавшись с братом, Алексей Григорьевич решил, не медля, отправить Ивана в Петербург, где, по его уверению, настало благоприятное время для молодого человека сделать карьеру, должную его роду. Правда, Сергей Григорьевич предостерёг брата от слишком большой близости к трону.
— Лучше подальше, но надёжнее, — задумчиво глядя на Ивана, на его красивое лицо, сказал князь Сергей.
— Что ж надёжнее может быть, чем благорасположение государыни?
