— Но ведь ты у них частенько бывал.
— Ну бывал.
— Небось многое слышал.
— Слыхал, как не слыхать. Только, ваше благородие, станешь ли о том писать?
— Это о чём же? — насторожился Ушаков.
— Да так, разное там болтали.
— О чём же болтали? — уже нетерпеливо допытывался Ушаков. — Какой ты, Тишин, право, всё из тебя тянуть надо! Так о чём же там шла речь?
— Ну, например, о том, что у князя Ивана схоронена картина, где коронация покойного государя Петра II нарисована и там сам князь Иван рядом с государем.
— Сам видал картину? — волнуясь, спросил Ушаков.
Он встал и подошёл близко к Тишину.
— Нет, сам не видал.
— Что ж ты, братец, оплошал так? Может, та картина в раме дорогой, а им не положено ничего дорогого иметь. Хоть сказали, где спрятана картина? — сердясь на простоватость чиновника, спросил Ушаков.
— Не сказывали, да я и не допытывался.
— Да где уж там дознаться о деле, когда у тебя, Тишин, одни бабы на уме, — погрозил ему пальцем Ушаков. — Чего ещё о них слыхал?
— Да вот ещё вроде как у брата князя Ивана — то ли Николая, то ли Александра — спрятана книга одна.
— Что за книга? — вновь насторожился Ушаков.
— Особая какая-то. Из Киева им вроде бы прислана.
— Сейчас прислана? — уточнил капитан, боясь, что ссыльные нарушают строгий запрет Петербурга на всякую переписку.
— Нет, что вы, ваше благородие, как можно сейчас? Сейчас у них ни клочка бумаги, ни чернил нет.
— Хорошо, хорошо, — перебил его Ушаков. — Так что за книга у них спрятана?
— А такая книга, — понизив голос до таинственного шёпота, продолжал Тишин, — что в ней всё-всё про княжну Катерину описано.
— Что описано? Да говори ты, Тишин, толково!
— Ну про то, как обручалась она с государем Петром Алексеевичем, что он ей говорил, что дарил.
— Видал книгу?
— Нет, ваше благородие, я ведь до книг не большой охотник.
— Экий ты, Тишин, бестолковый, что надо, того и не узнал, — в задумчивости произнёс капитан, снова садясь на своё место у стола.
Несколько минут он внимательно и молча смотрел на струхнувшего Тишина и наконец сказал:
— Ну да ладно, видал — не видал, какая разница, но слыхал ведь о том?
— Это о чём же, ваше благородие?
— Да о картине этой самой да о книге; — нетерпеливо повторил Ушаков.
— Ах, об этом! Об этом сам слыхал.
— Ну и прекрасно. Тогда вот что, Тишин: иди-ка ты домой, садись там и опиши мне всё, что рассказал.
— Об оплеухе тоже?
— Ну о ней мы писать не станем, — улыбнулся Ушаков, — а вот о том, как ты с князем Иваном пьянствовал в городе, да по девкам вместе шастали, — об этом пиши, — приказал он.
— Уж вы, ваше благородие, скажете тоже — «по девкам», а была-то всего одна — Агашка гулящая, да и ту князь Иван переманил.
— Знаю-знаю я эту Агашку, — многозначительно усмехнулся Ушаков, — хороша баба! Ну да ладно об этом. Теперь ступай, и чтоб утром у меня вот здесь, на столе, от тебя лежали бумаги про всё то, что ты мне рассказывал.
Сидя дома за столом, Тишин никак не мог приняться за писание. Разговор с капитаном разбередил его озлобленную душу. Ведь и к княжие Катерине он подкатился совсем не из-за любви к этой тощей зазнайке, а из мести. Да-да, именно из-за того, что её братец разгульный, этот красавец опальный, увёл у него Агашку, ядрёную краснощёкую Агашку, краше которой для него на всём белом свете не было.
«Но если уж правду говорить, — думал Тишин, — то не князь этот ссыльный увёл у меня девку, а она сама, Агашка, к нему как банный лист прилипла. И что в нём такого есть, что все девки по нём сохнут?» — продолжал размышлять Тишин и даже, встав из-за стола, подошёл к небольшому мутному зеркалу с трещиной, перед которым брился по утрам.
«Ну что в нём такого есть?» — вопрошал сам себя Тишин, разглядывая своё нечёткое отражение в маленьком зеркале. «Ну чем я хуже? Росту мы с ним одного, правда, лицо у него совсем не такое», — думал он, глядя на своё бледное лицо с белёсыми бровями и такими же короткими ресницами, торчащими в разные стороны ушами и редкими, кое-как расчёсанными волосами. «Да не в лице дело, — зло решил Тишин, отворачиваясь от зеркала. — Здесь дело в том, что он князь, вельможа, барин. Пусть сейчас в опале, под караулом, но всё одно — сразу видно, кто есть Тишин, а кто тот красавец, вот девки и кидаются на него, словно мухи на сладкий мёд. Но я им покажу мёд! Покажу!» Тишин мстительно представил себе униженных брата, сестру и всю их «семейку».
