— Нет, какие дела сейчас? Да если правду говорить, то особо важных дел и нет. Один лишь посол испанский недоволен тем, что самого государя увидеть никак не может. Дескать, это даже для его государя оскорбительно.
— Чем же оскорбительно, Ванюша? — не понимая, спросил Пётр.
— Дескать, вопросы государственной важности не с кем решать.
— Как это не с кем? А Андрей Иванович Остерман на что?
— Верно, Остерман, — согласился князь Иван. — Только его тоже в Москве нет.
— Как это нет? — удивился государь.
— Да так вот и нет. Как узнали, что ваше величество здесь долго пробудет, так и разъехались все по своим имениям.
— И Остерман уехал?
— И он тоже.
— Ну погоди, я до них доберусь, — беззлобно пообещал Пётр. — Дожди начнутся — приеду, с ними разберусь!
И, словно совсем не говорил о делах, он совсем другим тоном спросил:
— Слыхал, что цесаревна на богомолье отправилась. Верно?
— Верно.
— С Санькой Бутурлиным, говорят, так?
— Да, с ним, — подтвердил князь Иван.
Они помолчали.
— Может, её на охоту не позвали? Обиделась, — осторожно предположил государь.
— Какое там! Звал! Отказалась: говорит, пойду на богомолье. Грехи, видно, замаливать, — то ли спросил, то ли подтвердил князь Иван.
— Ну и пусть! А у нас с тобой, Ванюша, грехов нет! Ведь нет?
Пётр, развеселясь, ударил руками по воде так сильно, что высокая струя поднялась вверх и рассыпалась тысячами мелких брызг, долетев даже до князь Ивана.
— Слушай, Ванюша, — неожиданно серьёзно сказал Пётр, — а сестрица у тебя красивая, даже очень.
Эти его переходы от весёлости к серьёзности часто удивляли князя Ивана.
— Красивая, — коротко согласился князь.
— Даже, может, не хуже цесаревны, а?
— Совсем не хуже.
— Послушай, Ванюша, ты сегодня же в Москву отправишься?
— Сегодня попозже.
— А она тоже с тобой уедет?
— Кто она? — делая вид, что не понимает, о ком идёт речь, спросил князь Иван.
— Как кто? Сестрица твоя.
— Ах, она! Об этом надобно у ней самой полюбопытствовать.
— Хорошо, хорошо, — быстро проговорил Пётр, вылезая из воды и закутываясь в большое полотенце, тут же поданное банщиком.
Оставшись одна, княжна Катерина вдруг почувствовала, что она страшно проголодалась. Съеденные ягоды не утолили голода, а лишь усилили его. Бродя по лагерю, она оказалась около кухни, где несколько поваров суетились возле жаровни, над которой поднимался вкусный запах мяса и пирогов. Остановившись невдалеке, она вдыхала сытный запах, постоянно сглатывая набегавшую слюну.
— Не желаете ли, княжна, отведать наших пирожков? — вдруг услышала она рядом с собой женский голос.
Обернувшись, княжна увидела толстую рябую бабу в переднике и аккуратно повязанном цветастом платке, с деревянным лотком в руках, на котором лежали небольшие, румяные, пышные пирожки.
— Пирожков? — обрадованно спросила княжна, удивляясь тому, как вовремя их предложили.
— Попробуйте, попробуйте, — потчевала её рябая баба, — государю нашему очень по вкусу мои пирожки.
— А с чем они? — скрывая нетерпение как можно скорее взять пирожок, спросила княжна.
— А со всем. Вот энти с зайчатиной, а те с морковью, вот с яйцом и зелёным луком, — указывала баба на разложенные по кучкам пирожки, — а энти сладенькие, с ягодками. Чего душа пожелает, то и отведайте.
— Спасибо, спасибо, — поблагодарила княжна, — я возьму вот этот и этот.
Она взяла по одному пирожку из разных кучек.
— Да что больно мало берёте, — удивилась баба, — они такие махонькие: на один укус всего-то. Вот потому, видно, и худенькая вы больно, что едите, словно птичка.
— Вкусно, — сказала княжна, откусив сразу чуть не полпирожка с луком и яйцом.
— Ну а я что говорила? Вестимо, вкусно. У меня на пирожки энти мамушкин ещё секрет есть. Ни у кого таких пирожков нет, — хвастливо добавила баба.
Ужин был накрыт на большом столе, сколоченном из досок, покрытых скатертью. Вокруг стола тянулись длинные доски, положенные на врытые в землю берёзовые кругляки. Народу к столу набралось много. Государь, умытый и причёсанный, в чистой рубахе с закатанными до локтей рукавами, в узких синих штанах и высоких сапогах был весел, оживлён и смешлив.
