— Это уже ваши проблемы. Сами и выпутывайтесь.
Кракс обреченно махнул рукой:
— Ладно. Давайте пояс.
Сергей предупредительно предложил.
— Дать бумагу и карандаш? Катюша!
— Не надо, — мрачно сказал Кракс. — У нас другие способы передачи информации.
Он что-то зачирикал в аппаратик на поясе, который Фролов предусмотрительно не выпускал из рук. Потом пощелкал кнопками. Опять вспыхнуло зеленое облачко, Сергей едва успел разжать пальцы, и пояс исчез.
Повеселевшая Катька приготовила завтрак. Они с отцом перекусили. Кракс присоединиться к ним отказался. Он, нахохлившись, сидел на стуле и думал то ли о коварстве землян, то ли о том, как будет отчитываться за сорванные цветы.
Сергей мук совести не испытывал. Ирину нужно было спасать, а если есть для этого возможность, то как же ее не использовать?
Прошло уже часа два. Все трое начинали заметно нервничать, когда полыхнуло зеленое пламя и прямо посередине комнаты возникла мама Ира в белом своем халате, перетянутом поясом Кракса. Катька, завизжав, с разгона кинулась ей на шею. Сергей радостно улыбался, но сигарета в его пальцах предательски дрожала. Даже Кракс, похоже, повеселел.
— Ну, что, — обратился к нему Фролов, — будем прощаться?
Тот торопливо застегнул возвращенный пояс и умоляюще глянул на Сергея.
— Может быть, вы позволите взять немного воды?
— Ладно уж. Ведер пять я вам налью.
Но не больше. А то так и нам самим скоро хватать не будет. Пошли.
…Сцена, которую они увидели на речке, привела Кракса в ярость. Штук шесть каких-то, совсем не похожих на терлегиан существ, деловито таскали и наполняли водой его канистры. Он обернулся к Сергею.
— Нет, вы видите, что творится?! Ни на минуту оставить нельзя ничего!
Сергей, хотя и был поражен, но вида не подал.
— Разбирайтесь сами, — сказал он, пожимая плечами.
Кракс ринулся на отмель, а Фролов, глядя на то, как он отвоевывает свое добро, думал: «Повадились. Ну не сидеть же мне теперь в кустах с дробовиком, заряженным солью?!»
Такой профессии — начальник, вообще нет. А Николай Антонович работал начальником. Человека назначают руководить, если он это умеет. Если не умеет, то тоже назначают, но чаще всего, разобравшись, что не того поставили, снимают и назначают другого. В Николае Антоновиче еще не разобрались, вот он и работал начальником. Небольшим, впрочем, совсем маленьким. Он командовал конторой «Вторцветмета», и было под его командованием всего три девицы послешкольного возраста из тех, что в институты то ли не попали, то ли не стремились вовсе и пересиживали в этой мелкой конторе несколько переходно-установочных лет. Но и с таким маленьким коллективом Николай Антонович управиться не мог. Им бы самим кто руководил, как это и было всю его жизнь. Куда проще, а главное, спокойнее выполнять распоряжения, чем отдавать их. Распорядились, а ты пошел и выполнил. На душе покой, нервы в порядке, и не надо думать, как подчиненные отнесутся к твоим приказам. Николай Антонович в свое время в армии служил и даже до ефрейтора дослужиться не смог. О чем, однако, не жалел. В душе был недоволен и такой «ефрейторской» должностью, какую получил во «Вторцветмете». Хлопотно, покоя никакого. Жена его было обрадовалась выдвижению, какие-то планы стала строить, но потом вспомнила всю совместную жизнь — она все-таки хорошо Николая Антоновича знала, и поняв, что назначение это — дело случайное и не только дальнейшего роста не предвидится, но и с этой должности супруга скоро попрут, махнула на его карьеру рукой. Ибо был Николай Антонович и в семейной жизни тих и законопослушен. Первые годы после свадьбы жена, памятуя поговорку о тихом омуте, все его подозревала в чем-то этаком. Но с течением времени успокоилась и эксплуатировала мужа в меру сил и возможностей. Николай Антонович и его супруга были людьми незлобивыми, детей у них как-то не случилось. Вот и жили они потихоньку, угождая и не докучая друг другу особо.
Чего нельзя было сказать о девицах в конторе. Мужчину они в Николае Антоновиче не видели, начальника тоже. Поэтому попросту его игнорировали. Не как пенек или табуретку, но как личность, не заслуживающую внимания. Сидит некто в своем кабинетике — и пускай сидит. Говорит что-то — пусть говорит. В работе своей несложной они давно уже разобрались, а потому служебные указания начальника были им до лампочки. Не особенно наглели, но о строгой дисциплине в конторе и речи быть не могло. На первых порах Николай Антонович пытался делать робкие замечания за опоздания и отлучки в рабочее время, да натолкнувшись на забор равнодушного молчания, почел за лучшее утихнуть и не приставать.
