– Вовремя пожаловал! Уездный ждет тебя не дождется! – закричали они и тут же накинули ему на шею веревку.
У прислужника подкосились ноги от страха.
– Я ни в чем не виноват! Они спрятались у нас в монастыре, а мне приказали узнать, что здесь происходит, – запричитал он.
– Мы так и поняли! А ну, говори, где они спрятались?
– В обители Безмерного Блаженства.
Выведав все, что нужно, староста кликнул на помощь еще нескольких человек, и, ведя за собою связанного прислужника, они двинулись к обители Безмерного Блаженства. Первым делом они выставили караулы у всех входов и выходов и только потом постучали в ворота. Ляо-юань решила, что это вернулся служка, и поспешила отворить. Ее мигом схватили, отвели в дом и принялись обшаривать комнату за комнатой. Никто из беглянок не успел скрыться. Переодетый монах Цюй-фэй спрятался было под кровать, но его заметили и с позором оттуда выволокли.
– Я к их делу непричастна! – уверяла Ляо-юань. – Они только попросили у меня приюта на короткое время. Сжальтесь над нашею обителью, почтенные, а за благодарностью дело не станет.
.– Нельзя! – наотрез отказал староста. – Сама знаешь, какой наш начальник уезда строгий! Он непременно спросит, где схватили преступниц, что мы ему ответим? Виновата ты или нет – нам все равно. Ответ дашь в уездном ямыне.
– Конечно, вы правы, но отпустите хотя бы мою ученицу – ведь она только успела принять постриг! Есть же у вас человеческие чувства!
Деньги сделали свое, и староста уже готов был согласиться. Но тут кто-то из его помощников сказал с сомнением:
– Как можно ее отпустить? Если она ни в чем не замешана, почему она так перепугалась и даже под кровать спряталась? Как хотите, а что-то здесь нечисто.
С ним никто не стал спорить, и переряженного монаха связали. Десять преступников, соединенные одною веревкой, были похожи на пирожки «цзунцзы», которые продают в праздник Начала лета, нанизывая на нитку. Итак, монастырь заколотили и монахинь повели в уездный город. Всю дорогу до города Ляо-юань бранила и проклинала Цзин-чжэнь, которая впутала ее в беду, и та не осмеливалась возразить ни единым словом. Да, поистине верно сказано:
Сварить никак не могли
Старую черепаху,
Бросить под днище котла
Тутовый хворост пришлось
[13].
День склонялся к вечеру, и уездного начальника уже не было в ямыне. Староста с помощниками разошлись по домам. Улучив момент,. Ляо-юань успела шепнуть монашку:
– Когда завтра нас приведут на суд, ты лучше помалкивай. Скажи только одно – что ты ученица и приняла постриг совсем недавно. Я сама все объясню. Вот увидишь, нам ничего не будет!
На другой день начальник уезда открыл присутствие спозаранку, и староста ввел арестованных.
– Монахини из обители Отрешения от мирской суеты спрятались в обители Безмерного Блаженства. Мы всех схватили, а заодно привели и монахинь из обители Безмерного Блаженства.
Уездный начальник приказал арестованным встать на колени у края помоста и отдал распоряжение стражникам доставить в ямынь старого монаха, родных Хэ Да-цина, Третьего Куая и родителей Цюй-фзя.
Скоро все вызванные явились, и начальник приказал им встать на колени по другую сторону помоста. Тут Цюй-фэй с немалым изумлением увидел в узнал старого своего учителя. «Что за притча? Как учитель замешался в эту историю? Смотри-ка, и отец с матерью тоже здесь?» – сказал он про себя. Окликнуть родителей он не решился и спрятался подальше за спинами остальных, чтобы его не признали. Нимало не стесняясь присутствием уездного начальника, старики разразились слезами и накинулись на монахинь:
– Развратницы! Бесстыжие суки! За что вы уморили нашего сына? Отдайте нам его, отдайте живого!
Их жалобы и укоры, обращенные к монахиням, повергли Цюй-фэя в еще большее изумление. «Я жив и здоров, а они кричат, что монахини меня уморили!» Цзин-чжэнь и Кун-чжао, боясь родных Хэ Да-цина, не решались раскрыть рот.
– Тихо! Молчать! – прикрикнул на стариков уездный и обратился к молодым монахиням: – Вы дочери Будды и должны блюсти свои обеты, а вы прятали у себя монаха, а потом убили его. Говорите всю правду, и суд окажет вам снисхождение.
