Да, теперь это для него не подлежит сомнению: это все те же рыбы-люди, обитатели Зеленого дворца. Но не странно ли, что профессор видит только их головы? Ах, нет, вон изредка мелькает позади каждой головы и туловище. Похоже, как будто они лежат и лежа двигаются прямо на профессора. Да, вот теперь видно, как они «загребают» руками, как это делают ящерицы в время бега. Всего видны четыре головы.
Профессор протер глаза, но люди двигались на него непонятным образом, словно по воздуху. Когда они придвинулись довольно близко, профессор заметил, что у каждого из них на носу прикреплен небольшой аппаратик. Рот также закрывался им.
— Намордник! — не мог удержаться Мартынов. — Собачий намордник! Может быть, эти несчастные кусаются, поэтому им закрыли рот...
Вдруг этот странный квартет круто, под прямым углом повернул, и пораженный до ужаса профессор увидел, что четыре человека, вытянувшись в горизонтальной плоскости, шевеля слегка сжатыми вместе ногами и загребая руками, медленно «прошли» мимо него и скрылись в зеленоватой мгле.
— Плывут! — прошептал профессор. — Ясно, они плывут! Значит, за этой стеной вода?! Ведь плавать можно только в воде!
Разноречивые мысли вихрем закружились у него в голове, он долго не мог сосредоточиться, ибо очевидность казалась ему черезчур нелепой. Казалось сначала, что или он сам лишился рассудка и все, что он видит, — пляска больного воображения, картина с Броккенской горы, или все окружающее сошло с ума, лишилось своей твердой основы, перевернулось вверх дном. Где хаос: у него в голове или в природе?
Медленно начал профессор припоминать и сопоставлять, У очень многих из этих тварей перепончатые руки. Откуда этот признак, свойственный только существам плавающим? Повидимому, он выработался у этих насельников Зеленого дворца в течение длинного ряда поколений путем приспособления: здоровой перепончатой и широкой лапой легче загребать при... плавании?! Да, именно при плавании, а не при лазаньи и беге. Плавать также помогают ноги, которые могут складываться в виде... чего? Неужели «хвоста»? Да, именно в виде рыбьего хвоста. Как ловко эти балбесы работают своим «хвостом»! Именно потому ноги их слабы при ходьбе: они приспособлены больше для плавания, чем для ходьбы. А большие, немигающие глаза? Не покрыты ли они особой прозрачной перепонкой, как у рыб?
Да, теперь несомненно: это — изумительная порода людей, ветвь человеческого рода, это — рыбы-люди.
Но что же из этого следует? Конечно, сходство этих существ с рыбами не случайное, оно явилось в результате жизни многочисленных поколений в воде.
У профессора при этой мысли мелькнула в голове чудовищная, жуткая догадка:
— Не в воде, не в океане ли он?
Он постарался отогнать от себя эту мысль, но неумолимые факты вновь и вновь доказывали ее непреложность. В самом деле, он до сих пор еще не видел солнечного света, не видел смены дня и ночи, всюду господствовал странный покой.
Значит, этот зеленый дворец подводный?! Может ли это быть? А почему бы нет? Откуда бы знать об этом человечеству? Оно занято вечной распрей, убийствами, войнами, между тем океанские пучины все еще не исследованы, даже и малодоступны для исследований. Возможно, что где-нибудь в глубинах Тихого океана и живет это ответвление человеческого рода.
Так рассуждал профессор, неподвижно уставившись в сказочную бескрайнюю, казалось, темноту.
Но каким образом он сам попал сюда? При всем напряжении памяти ему удалось восстановить в своем воображении многочисленные здания неведомого «дворца», вернее, целые дворцы, залитые ярким светом, темный длинный туннель, по которому на него несется страшное белесое облако. Туннель и облако — вот что он отчетливо мог припомнить.
Пока профессор думал и делал усилия вызвать в памяти картины прошлого, сверху по косой линии быстро метнулась одинокая фигура рыбы-человека, усиленно рассекая воду «хвостом».
— Да, несомненно, мы под водой, — решил теперь профессор. — Но где? В каких глубинах и какого океана? Почему весь дворец не раздавлен тяжестью воды?
Он тихо двинулся назад.
— Пройдет не мало времени, пока я изучу основательно язык этих людей, — думал Мартынов. — А изучить его надо, иначе никогда мне не узнать, что это за существа и каким путем я очутился среди них. Мой долг — поведать людям о их странных родичах, живущих на дне моря и имеющих культуру, повидимому, не ниже нашей.