Однажды, во время одной из наших программ в клубе, обращаю внимание, что Юрка Осадчий, который обычно был рядом «на слайдах», при любой паузе в работе выбегает в соседнее помещение. Во время исполнения Rainbow eyes с альбома Rainbow 1978 года ныряю из-за пульта в это помещение. Это наше кафе в стиле разрушенного замка: огромные спиленные деревянные стволы вместо столов, арки, витражи, барная стойка. На стойке телевизор, к которому буквально утром смогли подключить антенну, подвал ведь. Спустя год после установки телевизор наконец заработал. В кафе пара человек, остальные танцуют в соседнем зале. У телевизора Юрка, который, будучи на первом курсе, оставался взрослым ребенком.
— Юра, ты чего завис?
— Так это… тут КВН. Прикольно, одесситы смешные…
В памяти всплыла из детства черно-белая мультипликация известных букв, карандаша и какого-то таинственного действа. Бросаю взгляд на экран. Успеваю только заметить мизансцену по фильму «Место встречи изменить нельзя», поскольку мой перерыв в 7 минут 31 секунду замечательной композиции Ritchie Blackmore подходит к концу. Возвращаюсь в зал, к своей работе. Следом идет Юра. О КВН мы тут же забываем.
Откуда мне было тогда знать, что ровно через месяц я уже буду в гуще кавээновской жизни…
На родной кафедре ко мне относились по-разному. Заведующий кафедрой относился ко мне, как наставник. Он регулярно подлавливал меня на занятиях, когда я приходил в джинсах, а потом на заседаниях кафедры отчитывал с формулировкой: «Ходит на занятия в неглаженых джинсах». С кем-то из коллег у меня были замечательные отношения, кто-то видел во мне будущего конкурента, кто-то не замечал, а старший преподаватель Кожемякин Эдуард Николаевич откровенно, как мне казалось, ненавидел… Даже сегодня не пойму за что. Наверное, жизнь уже тогда приучала к тому, что в ней должны присутствовать для противовеса разные люди. При первой же возможности Эдуард Николаевич меня «имел». Поскольку он был в партбюро, воздействовать на меня он мог по-разному. Пиком нашей конфронтации стало мое назначение ответственным за праздничное оформление одного из корпусов общежитий КПИ[1] к празднику Октябрьской революции. Комиссия углядела отклонение одного из вывешенных на здании общежития транспарантов от принятой парткомом схемы. После устранения изъяна меня в качестве наказания, по совету Эдуарда Николаевича, назначили дежурным преподавателем от факультета в этом же общежитии на сутки, в сам праздник. Расчет, как мне казалось, прост. Чтобы завалить: редкий праздник обходился без ЧП в студенческих общежитиях. Не знал этот замечательный преподаватель, что именно в том корпусе у нас была запланирована праздничная дискотека. На тот момент клуб только строился, и мы выступали по школам и общагам. Видел бы он меня, ассистента кафедры экономики и организации строительства, на столе в красном уголке общежития рядом с бюстом Ленина, «расстреливающего» танцующих из суперсовременного тогда стробоскопа. Студенты не подвели, все прошло без эксцессов.
Работать дальше просто ассистентом на кафедре не имело смысла. Надо было писать диссертацию. Но не в Кишиневе. В Киеве или Москве. Случай склонил меня к Москве. Потом надо было определиться с вузом. Выбирал между МИУ им. С. Орджоникидзе (ныне ГУУ) и МИСИ им. В. Куйбышева (ныне МГСУ). Естественно, по совету коллег с кафедры, которые уже защитили там свои диссертации. Опять случай, и я выбрал МИСИ, а с ним и будущего руководителя. Определившись с вузом и руководителем, я наведывался периодически в Москву. Несколько раз будущий руководитель приезжал в Кишинев. При этом один раз я даже умудрился с ним не встретиться, поскольку в «Глобусе» мы показывали новую программу. На кафедре все были шокированы моим поведением. А между тем именно это потом и толкнуло меня в кавээновскую жизнь.
Поездки в Москву для сдачи вступительных экзаменов и прочих процедурных дел обычно были короткими. Окончательно в Москву я перебрался в начале января 1987 года. До последнего момента, даже зная, что меня зачислили в аспирантуру МИСИ, я еще решал, ехать мне туда или нет. В родном городе я уже достиг потолка в собственном развитии, но окончательно к поездке меня склонили обстоятельства в личной жизни.
