Президент слушает, с виду не особо затронутый. В какой-то момент, когда я прерываюсь, августейший принимается мурлыкать бархатным голосом, который я, кажется, узнаю: «К себе домой заходит он, Наполеон, Наполеон…»
Роже говорит ему: «Тсс, тсс», призывая к порядку; слухи и так уже вовсю шу-шу-шу про то, что… Тебе известно? Будто бы он вовсе не он, а Тино. Хочу сказать, я знавал Тино, у него точно было родимое пятно вот здесь, видишь?. И еще одно вон там… Но пластическая хирургия сделала свое дело в конечном счете. И живем в такие странные времена. Если рассказать народу всю правду, резко возрастет число сердечных приступов.
Момент пробуксовки проходит. И Прославленный поверх губы интересуется:
— Вам, стало быть, надо вернуть этот чемоданчик, если я правильно понял?
И добавляет совсем тихо, про себя, с мелодичным придыханием: «Ах, Маринелла, останься еще, чтоб горячо до самой зари петь эту румбу любви».
— Действительно, господин президент, именно в этом моя задача. Но чтобы добиться успеха в операциях подобного рода, следует располагать расширенными полномочиями. Я бы хотел создать особую бригаду с ограниченным штатом, подотчетную исключительно вам одному. Она будет состоять из нескольких решительных людей, умеющих действовать скрытно. Однажды, при гнусном и отвратительном прежнем режиме, я уже предпринимал попытку учредить с согласия министра отдельную полицию, но поскольку мы проживали тогда под постоянным иерархическим контролем, она, в конце концов, была распущена, хотя и показала себя очень эффективной. Я предполагаю вернуться к этой идее, но уже в другой форме.
Личный секретарь президента объявляет, что пора принимать делегацию органов выделения.
Президент примерно на миллиметр поднимает веко, что означает: «Знаю, знаю, сейчас, Эрнест».
Я смотрю на Роже.
Роже хлопает меня по плечу.
И президент отточенным жестом берет лист своей бумаги с шапкой: Французский дом и сыновья, Импорт, Экспорт, Инфляция, Девальвация, Срочные военные поставки, Экспедиционные части на заказ. Он кладет его на сафьяновый бювар; затем хватается за стилограф уже устаревшей модели: галалитовый корпус, автоматическое наполнение, перо из золота семьсот пятидесятой пробы. Продолжая держать бюст идеально прямо и нашептывая: «О, Корсика, остров любви, земля, где я появился на свет…», он набрасывает строчки с той же жизнерадостностью, с какой 11 ноября парафирует золотую книгу Триумфальной Арки, пристроив свой сноп на памятную плиту.
Я считаю помянутые строки. Они быстро накапливаются, размашистые, красивые, изящные. Пять, шесть, семь, восемь… Здесь пауза на раздумье. Снова движется дальше: девять, десять, одиннадцать, двенадцать, тринадцать, четырнадцать. Теперь подпись. Он начинает ее, прерывается, чтобы повернуться к секретарю:
— Нужно два «р», не так ли?
— Совершенно верно, равно как и два «т», господин президент.
Государственный муж завершает подпись, быстро перечитывает, на лету ставит в тексте запятую, протягивает лист мне.
Я читаю.
Слезы струятся по мне, словно писает корова, ты бы только видел. Двумя абзацами, в два счета, он порождает почти декрет, делающий из меня и людей, которых я назову по своему усмотрению, «Специальный комитет по разработке реорганизации структуры полиции, находящийся под его единоличной ответственностью». Два последних слова подчеркнуты.
Когда я дочитываю, его уже нет, и некому принять целый бассейн моей благодарности. Бесшумным шагом, молча, он ушел заниматься своими делами, добрый дорогой великий человек.
Глава VII
ПОСЛЕДНИЙ РЕКРУТ
— На месте отсутствует, трубка снята. Шесть раз я вас вызывал, комиссар! — кричит Багроволицый (как закатное солнце перед ненастьем). — Где вы были?
Я протягиваю документ, врученный мне президентом.
— В Елисейском дворце, — говорю.
И добавляю:
— Читайте!
Он вникает, и помидорная бледность сменяет на лице баклажанную насыщенность.
— Что это значит?
— Премьер всех французов больше не умеет ясно выражаться, и вы просите меня толковать его тексты? — парирую я.
Он начинает обтекать.
— Я этого не говорил, комиссар, я только…
— Довожу до вашего сведения, что я принял несколько решений, касающихся личного состава: офицеры полиции Пино, Люретт, Матиас и Лефанже отстраняются от текущих дел на неопределенное время. Вместе с тем Александр-Бенуа Берюрье снова принимается на службу в полицию и сразу после этого тоже отстраняется от дел.
