примерно с пяти, чтоб ожога на руке не было, а то медики враз разоблачат. А тут мы -
только из боя, только-только сами едва от смерти ушли, двоих хлопцев потеряли, а эти гады
отвертеться хотят!
Лейтенант оскалился, полоснул их очередью, я второй, так они навек и остались в той
лесопосадке. Кто были эти двое, откуда, из какой части, мы не стали доискиваться, просто
расстреляли и ушли. Такая была злость на всех, кто от войны хочет увильнуть, мы-то не
увиливали - а вот хрен вам!
Расстреляли и на следующий день забыли о них - хватало и других забот, и других
смертей. А через годы после войны откуда-то выплыло, вспомнилось до мелочей. Ну, конечно, сукины дети они были, эти парни, только вот почему я взял на себя роль высшего
судии, кто мне такое право дал? Никто. Сдали бы их тому же особисту, впаял бы им
трибунал по десятке - авось, и уцелели бы, и жили еще сколько-то. А мы их...И не дает мне
покоя та память. Палачи мне всегда были омерзительны, а чем я лучше, чем?
- Батя! А ведь тебя там тоже запросто могли убить, так? И их - могли. То есть война
предоставляет всем одинаковый шанс сдохнуть. А они хотели - чтобы только тебе. И таким, как ты. В их глазах - честным идиотам. И даже если они так не думали, даже если просто
струсили - бывает. Но почему ты должен был погибнуть вместо них? И не дать жизни мне? И
моим детям? Кстати, в военное время никто бы им “десятку” не дал. Расстрел или
штрафную роту,если повезет. Что, впрочем, есть тот же расстрел, только в рассрочку. Хотя
расстреливать своих... Не знаю, не пробовал. Бог миловал.
Мы выпили ещѐ по одной, после чего батя накрыл рюмку рукой:
- Всѐ, хорош. Мне ведь уже за восемьдесят, это ты ещѐ молодой.
- Да, бать, интересный у нас с тобой разговор получается. Я вот тоже вспомнил... Я
не рассказывал тебе про Имам-Сахиб ?
...Приказ о добровольно - принудительной сдаче оружия в течение недели -
нормальное явление на оккупированной территории. Дураку понятно - не сдадут: мужчина
должен защищать свой дом. Но этот приказ даѐт возможность взять за жабры любого: ведь
оружие есть у всех!
Этот молодой парень появился у нас на третий день после приказа. Сразу заявил:" Я
знаю душмана. Знаю, где у него оружие. Могу показать."
Пошли за ним. Дом как дом. Не бедный, но и не особенно богатый. Прошел бы, не
обратив внимания. Но парень уверенно провел нас на задний двор, в хлев, поднял две доски
на земляном полу. В неглубокой яме лежали два "Бура", патроны, ППШ с двумя дисками.(
Во, блин, ну прямо, как в кино! Вот уж не думал, что кто-то в наши дни может воевать с
ППШ! )
Всѐ ясно, "дух"! Можно брать, судить и расстреливать. Тем более, что судья, прокурор и адвокат - в одном лице. И лицо это - комбат. Можно - но что-то не нравится. Не
сходится что-то. Морда у "духа" - неправильная. Должна быть - с ненавистью, может быть, равнодушная: это, если шибко верующий, мол, наплевать, Аллах поймѐт и наградит. А тут -
нет. Такая жуткая затаенная боль в глазах?! Нет, тут что-то явно не то!
За окном внезапно застучал крупнокалиберный пулемѐт. Ни хрена себе! Здесь, в Нью
Йорке?! Я кинулся на балкон - внизу, на тротуаре, мужик в яркой оранжевой униформе с
черными полосами по бокам долбал асфальт отбойным молотком.
- Тьфу, блин, а так похоже на ДШК! Ладно, проехали... Так вот, слушай дальше. Это
"не так” замечает и Стас Беленко, наш батальонный особист. Кстати, до Афгана особисты
были даже не в каждом полку, а у нас так и в батальоне был. И заинтересовался особист не
из-за жалости (афганцем больше - афганцем меньше, тоже мне проблема!), а просто
интересно: что же не так? Забирает обоих - молодого и старого.
Вечером приходит в роту, глаза - как у раненой утки.
.
- Яша! Налей, если есть! Ну, бля...
- Ну, для тебя всегда есть! Но что случилось, Стас? Тебя, оказывается, еще можно
чем-то потрясти ? Поделись, может, пригодится!
- Не звезди, ротный! - опрокинул в рот стакан спирта, хакнул, покрутил головой, помолчал минуту. - Этот подонок родного отца сдал! И за что?! Он, оказывается, утром
