А теперь перед ним была какая-то другая, новая Терри. Она хозяйничала на кухне, и с каждой минутой в душе Кейна росла безотчетная тревога.
Нет, дело тут не в кухне. Кухня как раз была на редкость обыкновенной. Линолеум под паркет, крашенные желтой краской допотопные буфет и шкафчик, на окнах веселенькие занавески в цветочек, на подоконниках в ящиках горшки с морковью, репой и сладким горошком...
Нет, дело не в кухне и не в самой Терри. А в чем? Кейн толком так ничего и не понял, но кожей ощущал: смотреть, как Терри хозяйничает у себя на кухне, опасно. Все равно что играть с огнем.
На Терри был хлопковый комбинезон песочного цвета и потрепанные спортивные туфли. Прямо скажем, не слишком соблазнительный наряд... От нее пахло мылом и специями, а непослушные волосы выбивались из хвоста, схваченного на затылке шелковым пестрым платочком.
Нет, я точно впадаю в маразм! — твердил себе Кейн. Ни один нормальный мужик не потерял бы голову из-за этой добропорядочной домохозяйки в песочном комбинезоне. Спрашивается, как она умудряется в таком диком наряде быть такой чертовски сексапильной? Кто бы подумал, что запах корицы, мыла и куриной лапши действует столь возбуждающе? Нет, это просто удар ниже пояса! Хорошо еще, что я сижу.
Детство Кейна прошло в доме, где было десять спален и одной прислуги пять человек. Зато родители вечно отсутствовали: по их глубокому убеждению, дети должны были проводить время исключительно у себя в комнатах либо в престижных детских садах и школах. О кухне у него сохранились довольно смутные воспоминания: пол под мрамор, сияющая блеском плита и раковина, идеальный, если не сказать стерильный, порядок. Одним словом, не кухня, а лаборатория для производства пищи — не зря отец был потомственным аптекарем...
Потом, уже в Вустере, у него появилась своя собственная кухня. По последнему слову техники и дизайна, уставленная и увешанная огромным количеством безделушек и украшений, с безукоризненно вежливой и компетентной приходящей прислугой. Габби потратила уйму денег на то, чтобы оборудовать и украсить кухню по своему вкусу, а заботиться обо всем остальном предоставила экономке.
Кейн в душе усмехнулся. А ведь Габби и сама была в доме лишь украшением. И никогда даже не пыталась взять на себя роль хозяйки и матери. Если Шону по ночам снился дурной сон, Кейн сам вставал и приносил сыну стакан теплого молока с печеньем. А к четырехлетию даже сам испек Шону шоколадный торт и замысловато украсил верх разноцветным мармеладом и леденцами. (Габби заявила, что не намерена тратить время на такие глупости, и заказала в своей любимой кондитерской огромный торт — на манер свадебного.)
— Это мой собственный рецепт, — вернул Кейна к действительности голос Терри. С раскрасневшимися щеками она поставила на стол две тарелки с куриной лапшой и открыла пачку сырных крекеров. — По-моему, неплохо. Правда, моя бывшая свекровь уверяла, что я готовлю слишком постно. Она-то предпочитает сливки, бекон, наваристые супы и все такое прочее...
Можно подумать, я пришел сюда обмениваться кулинарными рецептами! Хотя, черт его знает, зачем я сюда приперся... Во всяком случае, явно не затем, чтобы отведать фирменную куриную лапшу Терри Торхаут.
Но она смотрела на него с таким озабоченным видом, что он взялся за ложку.
— Отменный супчик! — буркнул он через минуту-другую. — Вкусно.
— Куриные грудки и спинки, кожу я снимаю, — радостно сообщила Терри, — много лука и сельдерея, морковка и чуточку лимонного сока. Фред очень любит такую лапшу.
— Не сомневаюсь. Особенно всасывать ртом лапшинки из тарелки, — поддержал разговор Кейн.
— Откуда вы знаете? Вы что, тоже так делали, когда были маленьким?
Она смотрела на него с таким изумлением, что Кейн чуть не подавился.
— Наверное, все дети так делают. Передайте мне, пожалуйста, крекеры.
Какое-то время они ели молча. Кейн не сводил глаз с влажных, розовых губ Терри... Интересно, какой у них сейчас вкус? Куриной лапши или вкус Терри?
Нет, у меня точно едет крыша!
6
Через десять минут Кейн в жутком расположении духа попрощался с Терри. Пока доехал до своего офиса, настроение стало еще хуже. Он ни с того ни с сего огрызнулся на Санни, милейшую и исполнительную секретаршу, и вместо приветствия свирепо покосился на Беннета, когда тот высунул из своего закутка лысую голову. Потом принялся чинить перекосившуюся дверцу громоздкого шкафа для документов и, пребольно прищемив палец, громко ругнулся.