Пандора, наконец, убралась с Пути, а Настя приняла обычный вид, с её рук исчез голубой огонь, и пальцы больше не искрили. Мы шли вперёд, оставляя позади изнеможенных близнецов, которым, ценой неимоверных усилий, всё же удалось оторвать друг другу руки, чего они практически сами пожелали, когда я распахнул портфель.
Так как Настя осталась в той самой тунике-бикини, то мне сейчас тяжело было думать о чём-либо ином, кроме своей жены, тем более, что мы уже так давно не виделись и не оставались наедине. Какой там может быть Путь, о каком Священном Сосуде может идти речь, когда всё то, что мне сейчас необходимо, находится ближе, чем на расстоянии вытянутой руки! Настя, естественно, легко читала мои мысли, но ограничилась только невинным поцелуем в щёку и, уклонившись от моих объятий, ласково произнесла:
— Потерпи ещё немного, дорогой. Обещаю, что потом мы с лихвой восполним этот недолгий пробел. Ведь я только что ещё раз убедилась в том, как верно выбрала себе мужа!
Конечно, слова её ласкали слух сгоравшего от страсти мужчины, но никак не могли снять массы вопросов, роившихся в моём мозгу, и дерущихся там между собою за первоочерёдность. Удовлетворить моё любопытство жена уж точно была обязана. Поэтому, выстроив, наконец, у себя в голове вопросы в порядке убывания их важности, с моей точки зрения, я спросил свою супругу прямо:
— Так как же тебя зовут?
— Ты забыл имя собственной жены? — весело и без всякого притворства рассмеялась Настя. — Я тебе подскажу. Первая буква — «Н».
— Это я уже понял, — пришлось и мне принять правила игры, — а вторая — «е». Не так ли?
Жена — моя Настя, так нежно улыбалась мне, что я чуть не поддался на эту женскую уловку, однако, собравшись с силами, решил, что, несмотря ни на ласку, ни на обиды, всё же добуду истину.
— Согласись, — продолжил я допрос, — ведь твоя сестра успела произнести «Не…», прежде чем ты, явно разозлившись, начала демонстрировать нам свои впечатляющие фокусы. А это совсем не похоже на «На…» — Настя! Так как же в действительности зовут мою половину?
— Милый, — без тени смущения ответила мне Настя, — она хотела сказать — «не скажу кто»! Ты ещё разве не привык к местному жаргону? Просто официальный титул моего отца — Тот, Чьё имя Нельзя Произносить Вслух. А мой, как его дочери — Нельзя Говорить Кто! Теперь понял, герой ты мой подозрительный!
Нет уж, подумал я, меня так просто не проведёшь! А раз близости в обозримом будущем мне не светило, а прогулка по этим диким местам обещала быть долгой, то руки мои были развязаны, как и мой язык.
— Так от чего же ты тогда так разозлилась на сестру? Почему ставила ей в вину попытку произнести вслух твоё истинное имя?
После всего увиденного сегодня, я ожидал от жены какой угодно реакции на мои приставания, но Настя не только не вспылила, а даже не надула губы и не отвернулась, как поступала иногда дома. Напротив, она продолжала лучезарно улыбаться мне, словно я не доставал её своими расспросами, а безудержно осыпал комплиментами!
— Её же необходимо было убрать с Пути, — рассудительно произнесла она. — Сестричка устроила тебе психическую атаку, которую ты, кстати, блестяще выдержал! А я устроила психическую атаку ей! Я блефовала, говоря языком картёжников, и сорвала банк!
— Но Пандора — твоя родная сестра, — не унимался я, — верно?
— Младшая, — согласилась Настя.
— Почему тогда её все спокойно называют по имени не только в вашем мире, но даже в наших школьных учебниках, а не прячут под маской типа — «Сестра Той, Нельзя Говорить Кого»?
— В ваших учебниках о нас вообще всякую чушь пишут! — рассмеялась моя жена. — Все эти древние греки, египтяне, инки и другие викинги, когда ещё не знали письменности, передавая сказания о богах из уст в уста, зачастую не очень трезвые, так запутались в наших родословных, что теперь вам — их потомкам — уже нечего и пытаться что-то разъяснять!
Смех так и распирал Настю. Видимо, ей вспомнились те времена, когда она уже жила, а мои предки ещё ходили в шкурах и охотились на мамонтов. И мне вдруг стало не по себе. Легко ли представить, что твоя супруга старше тебя не на год и не на десять лет, а на тысячи!
