Матовое стекло закрывает верхнюю половину дверей. Имя хозяина кабинета написано золотыми буквами в нижнем правом углу, недалеко от ручки. Кэрри тихо постучала. Он говорит по телефону — надо подождать.
— Если он не подходит к телефону, я сам к нему приеду, — доносилось до нее. — Поверьте, такое предложение он не захочет упустить… Да-да, понимаю. Примерно через час?.. Буду.
Вот, положил трубку… Она открыла дверь и заглянула в кабинет: любопытно увидеть Уилла за работой. Как она и ожидала — таковы его привычки в доме, — в офисе безукоризненный порядок. Стол — антикварное шведское бюро с выдвижной крышкой — из тщательно отполированного красного дерева; бумаги разложены аккуратными стопками, одна придавлена каким-то странным предметом, похожим на кусок ржавого металла. А из маленьких ящиков бюро выглядывают бумаги, словно подобранные по цвету, — интересно узнать, что означает каждый цвет.
— Входи, Кэрри, — пригласил Уилл, вставая и показывая на кресло рядом с высоким столом у стены.
Кэрри села на предложенное место и оказалась в удивительно удобном антикварном кожаном кресле. Положила портфель на стол, раскрыла молнию и стала показывать образцы своей работы: пресс-релизы, которые писала, и рекламные кампании, которые планировала или в них участвовала, — каждый документ она объясняла.
— Многие из этих идей, в несколько измененном виде, подойдут и для твоих галерей, — заключила она.
— Мне надо несколько минут на обдумывание, — проговорил Уилл. — Если у меня будут вопросы, я их задам.
Кэрри не удивилась: Уилл не такой человек, чтобы впопыхах принимать решения или позволить кому-то думать за него. Почему бы спокойно не подождать, раз он просит? Посидев немного, она встала, напуганная его долгим молчанием, и принялась ходить по кабинету.
На стенах спокойного голубого цвета очень плотно, в идеальном порядке висели картины и рисунки. Одна работа привлекла ее внимание: небольшая картина, не больше тридцати шести сантиметров в длину и высоту, изображала, кажется, сцену из жизни знаменитой Радужной улицы в Чарлстоне. Но свинцовые тучи на заднем плане и облик людей, выходивших на улицу с какими-то мешками в руках, словно приглушали живой, светлый спектр окраски домов. Жители убегают от урагана, решила Кэрри, а потом прочитала маленькую медную табличку внизу рамы: «Семейный пикник». Стала разглядывать картину пристальнее — и правда, мешки похожи на пакеты для пикников. Какая же семья, по мысли художника, отправится на пикник при надвигающемся урагане?
Поискала и нашла фамилию художника — крохотные квадратные буковки в нижнем правом углу: «Лени Грей». Отступила назад — надо как следует рассмотреть. Семейный пикник во время урагана… видимо, этой семье суждено быть разнесенной ветрами. «Унесенные ветром»… да, ведь родители Лени погибли в кораблекрушении. Заинтригованная, расстроенная, она обернулась: Уилл конечно, наблюдает за ней своими проницательными серыми глазами. Смятение ее не осталось для него тайной.
— Понимаешь теперь, что я имел в виду, когда говорил о ее живописи?
— Да, и это внушает мне такую жалость, к ней.
— Она была очень несчастной. — Уилл уложил в портфель работы Кэрри и застегнул молнию. — Получилось, что, когда она забеременела, а этот грязный тип, ее милый, удрал, и сгорела квартира и все, что в ней, кошмары ее стали явью.
— Как это все печально. Такая молодая… Лени, верно, никогда не имела реального шанса стать счастливой. — Кэрри помолчала и потом тихонько, задумчиво выговорила: — Уилл?
— Что, Кэрри?
— Есть ли опасность, что Джейкоб и Ариана унаследуют ее диабет и ее…
— Депрессию?
Она кивнула, с тревогой и печалью глядя на него.
— Не стану тебя обманывать — риск большой. Но педиатр говорит, что их здоровье так же зависит от окружающей обстановки, как и от наследственности.
— И ты создаешь здоровое окружение?
— Или начну создавать, — Уилл подавил зевок, — как только они научатся спать по ночам. — И встал, расправляя плечи, словно стряхивая горькие мысли. — Теперь, когда я видел твои работы, — он кивнул на ее портфель, — у меня есть для тебя дело.
