— Я иду к ним, не беспокойтесь. — Эдит держала в руках свежевыстиранные детские вещи. — Мне все равно надо уложить белье. Вы спокойно позавтракайте, а я посмотрю за ними. — На пороге она на секунду остановилась. — Да, кстати, дважды звонила Джинни Кэлхаун, но просила вас не будить. Родственница?
— Моя сестра и невестка Уилла. — Кэрри улыбнулась, представив, сколько вопросов заготовила для нее сестра.
— Ах, так, она сказала, что позвонит попозже.
— Не сомневаюсь, что через секунду, — проворчал Уилл и жестом предложил Кэрри: «Давай выйдем отсюда». — Пойдем завтракать, и я расскажу все, что тебе надо знать, прежде чем звонить Джинни. А она как раз распространит новости, и к концу недели вся семья сюда нагрянет, — закончил он на долгой, страдающей ноте.
Они вернулись в кухню, и, пока он доставал коробки с хлопьями и молоком, Кэрри приготовила тосты. Они ели за столом в залитой солнцем нише окна. Уилл справился первым, налил себе еще чашку кофе и без предисловий перешел к рассказу:
— Джейкоб и Ариана — мои законные дети, но не биологические.
Кэрри отложила треугольный тост, который намазывала клубничным джемом, — он ее больше не занимал.
— Продолжай, — попросила она.
— Их мать, моя жена… — он запнулся на этом слове, словно ему казалось странным произносить его, — Лени Грей, была художницей. Ее работы я представлял в своей галерее. Двадцати лет от роду, блестящая творческая натура. Она рисовала маслом замысловатые полотна — в темных, насыщенных тонах, передавая образы своего измученного воображения. Но вдохновение приходило к ней не всегда, и доход — тоже.
— Она была… несчастна? — вырвалось у Кэрри, и она тут же виновато умолкла и посмотрела на Уилла: Господи Боже мой, ей не следовало задавать такого рода вопросы о его жене.
Но Уилл, кажется, не обиделся, только подумал несколько секунд и слегка нахмурился.
— Несчастна и очень больна. У нее был диабет, и она совершенно не заботилась о себе. Не раз попадала в больницу из-за того, что не следила за уровнем сахара в крови. А когда забеременела, не пошла к врачу из страха, что он порекомендует ей сделать аборт в связи с диабетом. Она была совсем неопытна и впала в панику. К врачу явилась уже на седьмом месяце.
— Она ужасно рисковала. — Кэрри только покачала головой.
— Да, правда. — Уилл смотрел в окно. — Она надеялась, что, родив ребенка, удержит своего возлюбленного — мотоциклиста. От него осталось только имя, под которым он здесь крутился, — Следж. Как только она ему сказала, что ждет ребенка, этот негодяй моментально удрал: вскочил на свой «Харлей» и был таков. Вероятно, где-нибудь в Калифорнии дурачит нежными речами следующую юную, наивную девушку.
Внезапно Кэрри почувствовала острую боль, будто кто-то схватил ее сердце и безжалостно сжал. Она тоже брошена, свежая обида еще живет в сознании. С сосредоточенной осторожностью она подняла чашку с кофе.
— Подонок; представляешь, он не мог вынести такую ответственность. Здоровенный лоб, даже записки не оставил. — Уилл фыркнул от отвращения. — А может, и писать не умеет. Идиот и трус!
Днем раньше он то же самое говорил о Роберте, и слова эти прозвучали как эхо. Кэрри побледнела, рука ее опустилась, и чашка застучала о блюдце. Уилл резко повернул голову, и его проницательные глаза тут же заметили, в каком она состоянии. Он подался вперед и схватил ее руку.
— Прости, Кэрри! Вот проклятие! Я сам бесчувственный идиот.
Она глубоко вздохнула, но горло не пропустило воздуха. Невыплаканные слезы будто накапливались где-то внутри и грозили вот-вот прорваться.
— Ничего… ничего, продолжай, о чем говорил.
— Я говорил, что Следж не сдержал слова и удрал.
— Возможно, у него была уважительная причина, — неуверенно начала она, но запнулась под его мрачным взглядом.
— Не существует причины, оправдывающей такой поступок! Бросить больную, беременную женщину без семьи, почти без средств, без медицинской страховки и с крохотными возможностями заработать на жизнь.
— Да, не существует. — Кэрри машинально наклоняла свою чашку, пока кофейная гуща не достигала края, и снова выпрямляла. — Конечно, нет.
