Приехал доктор; он нашёл Лидию Михайловну всё ещё без памяти. Наконец она очнулась, и первым её словом было:
— Где дочь? Нашли?
— Нет, Лида, но ты успокойся. По всем дорогам посланы верховые. Её найдут, — успокаивал князь свою жену.
По прошествии суток дворовые князя Гарина вернулись в усадьбу. Много вёрст объехали они, расспрашивали попадавшихся о княжне, ходили в деревнях и сёлах по избам, разыскивали в лесу, но нигде не нашли и следа похищенной девушки.
— Что, Федотыч, не нашли? — спросил князь у вернувшегося с поисков камердинера.
— И следа нигде не видно, князь! Ох, видно, за грехи Господь послал нам наказание! — чуть не плача, ответил верный слуга.
— Что будет с княгиней? Что я скажу ей? — с отчаянием говорил князь, закрывая лицо руками.
— А вы, ваше сиятельство, не отчаивайтесь; найдётся наша княжна.
— Одна надежда на Глашу! Может, ей удастся напасть на след злодеев.
— Может, и найдёт. Девка она шустрая, пронырливая.
— Дай Бог! Неизвестность участи Софьи убьёт и меня, и княгиню.
В Каменки прибыл из Костромы генерал-губернатор Сухов с двумя чиновниками.
— Какое несчастие, какое несчастие! — обнимая Владимира Ивановича, с участием проговорил губернатор. — Но, князь, ты не сокрушайся, злодеев найдут, — добавил он.
— Найдут ли?
— Непременно будут разысканы: у меня полиция образцовая — я отрядил целый штат в поиски за этими негодяями, и вот увидишь, князь, их отыщут.
— Спасибо тебе, Дмитрий Петрович!
— Как же, как же! Как только получил от тебя известие, я всю полицию поднял на ноги. Ведь это неслыханная дерзость!
— О, если бы только нашлась Софья!
— Поверь, князь, найдётся. Не будь я губернатор, если не отыщу похитителей твоей дочери!
— Помоги, друг Дмитрий Петрович, — крепко пожимая руку губернатора, взволнованным голосом проговорил старый князь.
Губернатор Сухов лично отобрал показание от горничной, которая находилась с княжной во время нападения на них оборванцев, списал их приметы, написал новый приказ городничим о розыске похитителей княжны, не мешкая отправил приказ с одним из чиновников, а с другим отправился в лес, где произошло нападение. Губернатора сопровождал сам князь с несколькими дворовыми.
Едва занялась заря второго июня, как завязалась сильная перестрелка в передовых цепях у Фридланда, на берегах маленькой жалкой речонки Алле. Две враждующие армии сошлись здесь. Силы были неравны. Неприятельскою армией командовал гений, «великан мира» — нашими солдатами руководил больной, усталый полководец Беннигсен, страдавший каменной болезнью; от страшной боли он едва мог сидеть на лошади.
Едва стало рассветать, Наполеон, в своём неизменном сюртуке и в треуголке, в сопровождении опытных маршалов Сульта, Ланна, Мюрата и других, объезжал позиции. Громко приветствовали солдаты своего императора.
Наполеон делает распоряжение, и начинается жаркая, кровопролитная битва. Особенно горячо было сражение на нашем левом крыле, у густого леса.
Не располагая атаковать неприятеля, Беннигсен не хотел и отступать. Он считал отступление противным достоинству русской армии, имея против себя, как он думал, неприятеля малочисленного.
В полдень Наполеон отдал приказание торопиться к самому Фридланду.
Наполеон удивился невыгодному расположению нашей армии.
— Не понимаю, чего Беннигсен хочет? Конечно, в каком-нибудь месте скрытно стоят у него другие войска. Надо разузнать, — проговорил Наполеон и послал свитских офицеров в разные стороны для обозрения местности.
Канонада началась с трёх часов утра.
«Кажется, наступает генеральное сражение. Оно может продлиться два дня. Оставьте Сульта против Кенигсберга и спешите к Фридланду с резервною конницею и корпусом Даву. Если я замечу, что русская армия многочисленна, то, может быть, в ожидании вас, ограничусь канонадою».
Так писал Наполеон Мюрату и сам руководил армией и показывал ей места.
— Ваше высокопревосходительство, неприятель приближается! — доносили Беннигсену офицеры; они поставлены были для наблюдения на одной из Фридландских высот.
— Что же, пусть их приближаются, мы их встретим, — хладнокровно ответил главнокомандующий.
