Наступили рождественские праздники, Софья почти всякий день выезжала с матерью на балы. Старый князь не любил выездов и сидел дома, предоставив княгине и дочери полную свободу. Владимир Иванович сделал только исключение для Прозорова. Как-то Леонид Николаевич пригласил Гариных к себе запросто к чаю; князю неловко было отказаться, он поехал с женою и дочерью.
У Прозорова, кроме Гариных, никого не было; сам он и его старушка мать Анна Власьевна встретили «дорогих» гостей на верху лестницы. Дом Прозорова отделан был более чем роскошно; огромные залы были обставлены дорогою мебелью, стены обиты атласом и шёлковой материей, канделябры и люстры — из литой бронзы и серебра, бархатные персидские ковры, картины итальянской и фламандской школы в дорогих золочёных рамах, мраморные статуи. Леонид Николаевич любил художества и был хороший знаток в картинах; он сам хорошо рисовал, картины его заставляли удивляться Софью и Лидию Михайловну.
— Да вы художник, Леонид Николаевич, ваши картины прелестны. Какая кисть! — рассматривая в золотую лорнетку картины, говорила княгиня. — Сколько жизни и правды, какие пейзажи! Это с натуры?..
— Да, княгиня, это вид в моей саратовской усадьбе, я рисовал его с натуры.
— Неужели ваша усадьба обладает такими прелестными уголками? — спросила у Прозорова Софья, любуясь летним видом картины.
— Там, княжна, есть места ещё красивее и живописнее.
— Ведь это Швейцария, просто Швейцария! Наши Каменки тоже живописны, но не так.
— Хорошо вы устроились, Леонид Николаевич, очень хорошо! — пожимая руку Прозорова, промолвил князь Владимир Иванович.
— Вы добры ко мне, князь!
— У вас такой порядок, вы хороший хозяин.
— Не угодно ли взглянуть вам портретную? — предложил Прозоров Гариным и повёл их в высокую, в два света залу, стены которой увешаны были фамильными портретами Прозорова.
— Это ваш отец? — спросила Софья, останавливаясь перед изображением старика в генеральском мундире екатерининского времени; лицо старика напоминало Леонида Николаевича.
— Да, княжна, портрет моего отца. Вы находите со мною сходство, не правда ли?
— О да, большое.
— Эта дверь ведёт в зимний сад. В нём есть очень редкие тропические растения. Не хотите ли, княжна, взглянуть? Сад освещён.
Покуда князь и княгиня рассматривали портреты, Прозоров с Софьей направились в сад.
Этот сад заставил мысленно княжну перенестись под знойное небо тропических стран. Высокие пальмы, огромные кактусы, бананы, целые аллеи лавровых деревьев, цветущие розы и другие редкие цветы… Посреди сада огромный фонтан с золотыми рыбками и морскими животными, несколько мраморных статуй, искусственные гроты, мостики и китайская беседка — всё это освещено было множеством разноцветных фонариков, давало саду какой-то фантастический вид.
— Как здесь хорошо, как хорошо! — невольно восторгалась красавица. — Это рай!..
— В раю, княжна, много лучше! — самодовольно улыбнулся счастливый Прозоров.
— Прелесть как хорошо!
— Хорошо у меня, княжна, правда. Только, знаете, одного недостаёт.
— Чего же? — повернув свою красивую головку к Прозорову, быстро спросила Софья.
— Хозяйки, — тихо ответил тот.
— А ваша матушка?
— Она слишком стара для хозяйства. Княжна, если бы… если бы я мог надеяться, — запинаясь и краснея, говорил Леонид Николаевич. — Я так полюбил вас, княжна!
— Пойдёмте в портретную.
— Вы, княжна, не хотите сказать мне?
— Что? — срывая одну розу и ощипывая лепестки, спросила красавица.
— Могу ли я надеяться на ваше расположение? Я не говорю — на любовь: я должен заслужить.
— И заслужите.
— О, княжна, для этого я не пожалею своей жизни! Клянусь вам! — с чувством проговорил влюблённый Прозоров.
— Зачем клятва? Я… я верю вам. Верю в вашу любовь.
Счастливый Леонид Николаевич осыпал жаркими поцелуями руки красавицы.
— Вот вы где, — сказала вошедшая в сад Лидия Михайловна, пристально посматривая на дочь.
— Здесь так хорошо, мама! — обнимая и целуя мать, ответила раскрасневшаяся княжна.
— О да! Какие растения, какие цветы! Ну, Леонид Николаевич, вы образцовый хозяин.
— Вы ко мне слишком добры, ваше сиятельство! — почтительно целуя руку у княгини, тихо промолвил Прозоров.