Два цвета - страница 9
А н д р е й. Хотите остаться в живых?
Т е о. Допустим.
Р е й н г о л ь д. Что за постыдный разговор, Тео?!
Т е о. Погоди. Мне интересно, что он скажет.
А н д р е й. Для вас самое лучшее — сдаться мне в плен.
Тео бьет Андрея по лицу.
Г е л ь м у т. Русские расстреливают пленных на месте.
А н д р е й. Тебе кто это сказал? Геббельс?
Г е л ь м у т. Это знают все.
А н д р е й. Вранье. Никто вас и пальцем не тронет.
Г е л ь м у т. Хватит болтовни. Мы не должны унижать себя разговорами с этим ублюдком. (Достает и раскрывает нож, передает Тео.) Прикончи его.
Тео взял нож, шагнул к Андрею.
А н д р е й. Мама… Мама… Я боюсь, мама…
М а т ь. Что с тобой, родной? Тебе что-нибудь приснилось?
А н д р е й. Да, мне страшно, мама…
М а т ь. Иди сюда, ко мне… Да ты весь дрожишь… Не бойся, ты со мной. Это только сон… Что тебе приснилось?
А н д р е й. Фашисты. Они влезли в окно, разбили стекла… Они очень страшные, мама, черные, лысые, а у самого главного хвост, как у крысы… Они все мокрые, мама…
М а т ь. Успокойся, малыш. Папа не пустит к нам фашистов.
А н д р е й. Я тоже их не пущу. Я поставлю на окно свою зеленую пушку, и они испугаются.
М а т ь. Конечно, испугаются. Спи, мой маленький, спи.
Т е о (бросает нож). Я не мясник.
Р е й н г о л ь д (поднимает нож). Я… Я это сделаю. (Подходит к Андрею.)
А н д р е й. Научите его держать нож, а то он порежет себе палец.
Р е й н г о л ь д. Ты еще меня учишь!.. Закрой глаза. Слышишь, закрой глаза!
А н д р е й (резко). А ну, брось нож! Брось!
Рейнгольд роняет нож.
Г е л ь м у т (подбирает нож). Трусы! Видно, придется мне. (Заносит нож.)
Урсула в последний момент бросается к Гельмуту, повисает на его руке.
Возле Л и ф а н о в а сидит Б а р а б а н о в.
Б а р а б а н о в. Сидим это мы, ждем перевязки… Ну, думаю, не иначе, как генерала перевязывают, стараются, работают на совесть. И что же ты думаешь, лейтенант? Открывается дверь, и какой такой генерал выходит?
Л и ф а н о в. Какой генерал?
Б а р а б а н о в. Немец выходит. Рыжий. Морда вот такая. Улыбается. Доволен. Вот я тебя и спрашиваю: справедливо? Чтобы солдат русский дожидался, пока немцу перевязку делают?! Там их стреляют, тут перевязывают. Так и война не кончится.
Л и ф а н о в. А что за немец?
Б а р а б а н о в. Обложка-то штатская… Только я знаю этих штатских, видел. Последний патрон выпустит, переоденется — пожалуйста, белая повязочка: Гитлер капут! Они наших пленных на месте стреляли, на столбах вешали, газом травили, а мы — пожалуйста, на перевязочку!
Л и ф а н о в. Что же нам с тобой, отец, тоже на столбах вешать да газом травить?
Б а р а б а н о в. Это я слыхал, политрук объяснял. По мне — всех под корень рубить надо. Кто с мечом к нам вошел, тот от меча и погибнет!
Л и ф а н о в. Нет, отец, на это дело теперь по-другому взглянуть надо. Родину освободили, а теперь и самих немцев… от фашизма освобождаем.
Б а р а б а н о в. Политрук говорил. Только мы их освобождаем, а они нас из окошек пулеметом стригут.
Л и ф а н о в. Мы сюда не мстить пришли, отец.
Б а р а б а н о в. Политрук говорил, верно, не мстить. Только я своего горя немцу до самой смерти не прощу. От деревни моей одни трубы остались. А жену с дочкой в Германию угнали. Вот и скажи мне после всего этого… могу я немца полюбить?!
Л и ф а н о в. Никто тебя, отец, любить немца не заставляет. Виновных мы, конечно, накажем, а народ немецкий жить должен по-человечески.
Входит Т а м а р а.
Т а м а р а. Товарищ лейтенант, не нашла я Андрея. Нет его в библиотеке.
Л и ф а н о в. А где же он? Куда делся?
Тамара молчит.
Чего мнешься-то?
Т а м а р а. Сбежал он, товарищ лейтенант… Я думала, не выпустят его. На дверях Марченко стоит… А он… сбежал. Даже не представляю себе, как он мог отсюда выбраться…
Л и ф а н о в. Куда сбежал?
Т а м а р а. В свою часть, наверно.
Л и ф а н о в. Сбежал… Вот что, девочка, попроси кого-нибудь срочно связаться с дивизией — пусть узнают у Рощина, не появлялся ли Андрей…
Т а м а р а. Хорошо, я старшине скажу. (Уходит.)
Лифанов стонет.
Л и ф а н о в. Боюсь я за Андрюшку.
