Г е л ь м у т. Ты что мелешь, болван?
Р е й н г о л ь д. Нет, я не мелю. Меня привел к фюреру мой дедушка Карл Магнус фон Шмалькальден. Они с фюрером старые друзья. Это было в сорок втором году, я был совсем еще маленьким… Фюрер положил мне руку на плечо и погладил меня по голове. Потом он спросил: «Мой мальчик, могу ли я рассчитывать на тебя в трудную минуту?» И я ответил: «Да, мой фюрер, вы можете рассчитывать на меня. Моя жизнь принадлежит вам».
Г е л ь м у т. Ты видел фюрера… так близко? Ты говорил с ним?
Т е о. Да ну его… Врет. Заливает.
Р е й н г о л ь д. Я вру? Заливаю? (Достал фотографию из внутреннего кармана.) Смотрите. Вот фюрер. Это мой дедушка. А это я!
Г е л ь м у т (смотрит на фотографию, потом на Рейнгольда, сравнивает). Извини, я не поверил…
Р е й н г о л ь д. То, что я предлагаю, никакая не трусость. Это военная хитрость. Это военная хитрость, вроде троянского коня.
Т е о. Все равно юбку я не надену.
Г е л ь м у т. Мы никого не обманем, Ренни. Первый же русский патруль расстреляет нас. А это что у тебя за ящик?
Р е й н г о л ь д. Консервы!
Т е о. Консервы? Ай да Ренни!
Р е й н г о л ь д. Там написано: «Тушеное мясо». Боюсь только, что от консервов еще больше пить захочется.
Т е о. Упаковано так, будто там слитки золота. (Оторвал верхнюю доску.)
Г е л ь м у т. Ну, что там?
Т е о (Рейнгольду). Где ты взял этот ящик?
Р е й н г о л ь д. В подвале под магазином.
Г е л ь м у т. Что там такое, в ящике?
Т е о. Взрывчатка.
Г е л ь м у т. Взрывчатка?
Т е о. Да.
Г е л ь м у т (Рейнгольду). Спасибо за угощение!
Т е о. Вот проклятье! Только раздразнил. И так жрать хочется!
А н д р е й. Сдавайтесь, ребята. Отведу вас на кухню, там вас накормят, дадут чаю… Кухня рядом, во дворе.
Т е о. Если тебя еще не прикончили, это не значит, что ты можешь распускать свой язык.
Г е л ь м у т. Слушай, Тео, может быть, попробуешь все-таки наладить этот старый приемник?
Т е о. Боюсь, ничего не выйдет.
Г е л ь м у т. Хорошо бы узнать, что там, наверху, творится. Если армия Венка уже перешла в наступление и ведет бои в городе…
Р е й н г о л ь д. Вполне возможно. На войне все бывает. В сорок первом русские защищали Москву, а теперь они, пожалуйста, хоп — и в Берлине.
Г е л ь м у т (с угрозой). Я не понял: что ты хочешь этим сказать?
Р е й н г о л ь д. Ничего не хочу сказать. Просто все может перемениться, и мы с тобой — хоп! — и окажемся в Москве.
А н д р е й. Вы можете оказаться в Москве быстрее, чем вы думаете.
Р е й н г о л ь д. Что он сказал? Что он такое говорит?!
А н д р е й. У нас есть такой обычай. Показывать Москву военнопленным. Выстраивают их в колонну и водят по улицам.
Г е л ь м у т. Немцы не сдаются в плен. Сдаются только предатели.
А н д р е й. И все равно вам придется сдаваться. Не мне, так другим.
Г е л ь м у т. Ты не дождешься этого. Мы лучше погибнем, но не сдадимся. И запомни: если на нас нападут, первая пуля тебе.
ГИМНАСТИЧЕСКИЙ ЗАЛ.
Л и ф а н о в, Б а р а б а н о в, Т а м а р а.
Б а р а б а н о в. Школа… А решетки на окнах, чугунные, как в тюрьме. На что они, решетки, как скажешь, дочка?
Т а м а р а. Может, для красоты, а может быть, первый этаж все-таки… чтобы детишки не лазили.
Б а р а б а н о в. Нет, дочка, не понимаешь ты немецкого, человека. Ему сказали: ферботен, — значит, ферботен — запрещено, нельзя. И всё. И никто в окно не полезет.
Т а м а р а. Полезут. И ваш «немецкий человек», он тоже не на одно лицо…
Л и ф а н о в (в бреду). Товарищ генерал, товарищ генерал!
Т а м а р а. Лежите, товарищ лейтенант, нельзя вам подниматься.
Л и ф а н о в. Товарищ генерал, прикажите артиллеристам прекратить огонь! Там, в овраге, Андрюшка… мой Андрюшка… Гаубицы Подтосина… Товарищ генерал, Андрюшка, которого я в Стрельне подобрал… Бьют по оврагу…
Т а м а р а (удерживая Лифанова). Тише, лейтенант, спокойнее…
Л и ф а н о в. Андрюшка… это ты? Стоило только отвернуться, а ты уже и рад… Слава богу, живой… (Затих.)
Входит в о е н в р а ч.
В о е н в р а ч. Ну, Барабанов, кричи «ура».
Б а р а б а н о в. Мы свое откричали, товарищ майор. А в чем дело?
В о е н в р а ч. Немцы прислали парламентеров. Согласны капитулировать.
