Когда это кончилось, мир показался огромнее, а в. груди было прохладно и пусто.
Он прошел несколько шагов и заметил, что с Ефимом творится неладное. Слепой весь съежился и обеими руками сжал голову. Потом прошел несколько шагов и снова остановился и вдруг со всей силы ударил палкой по стволу толстой старой ели. И еще и еще. Палка звякнула и расщепилась. Но Ефим не остановился. Он бил по стволу до тех пор, пока половина палки не отлетела.
Валька задыхался от волнения, но не давал о себе знать.
Ефим взмахнул обломком палки и отшвырнул его прочь. Постоял, растерянно шевеля пальцами, потом шагнул к дереву, обнял его. Сквозь рыдания Валька услышал: «Маменька рóдная!.. Маменька рóдная!..»
Когда Ефим затих, Валька пошел к нему, наспех ища по пути хоть какую-нибудь палку. Нашел кривую еловую ветвь.
— Кто тут? — угрожающе спросил Ефим.
— Я.
— Откуда взялся?
— Здесь был.
Ефим так стиснул зубы, что на скулах поднялись бугры. Погодя немного, снова спросил:
— А чего тебе тут надо?
Валька вложил в его руку толстый конец сухой еловой ветки. Ефим молча взял.
Стало слышно, как громко поют птицы. Валька стоял, стараясь не смотреть ему в глаза. Сейчас в них был один блеск без цвета.
— Иди-ка ты отсюда, — устало проговорил Ефим.
Уйти Валька не мог, а как ему быть, он не знал,
— Ну, чего ты стоишь?.. Иди, когда говорят.
Валька сделал несколько шагов и остановился. Ефим ждал. На его бледном лице ничего не было, кроме блеска огромных сторожких глаз. На какое-то мгновение Вальке почудилось, что глаза эти видят, и ужас окатил его.
— Уходи-и… — тихо и зло проговорил Ефим.
И Валька поплелся к дому, оглядываясь на ходу. Ефим стоял все в той же позе. Наконец повернулся, сделал несколько шагов в глубину леса и опять остановился. Послушал — не идет ли кто за ним, а потом пошел, все убыстряя шаг.
«Куда он так спешит?.. Или просто хочет избавиться от меня? — с обидой думал Валька. — Ну и пусть!»
Он очень хотел обидеться, но на душе становилось все тревожнее, и он бегом направился к дому. «Надо скорее сказать Ксюше.»
Но, конечно, когда надо, Ксюши дома нет.
Валька бегал от соседей к соседям — нигде ни души. Повсюду одни красномордые подушки сидели верхом на заборах и беспечно грелись на солнце.
В последнюю очередь Валька пошел к Кирюшкиным. У них Ксюша почти никогда не бывала.
Заглянув через калитку, Валька увидел подле крыльцa тетю Лизу. Она стояла, жалостливо сложив руки на животе, вздыхала и смотрела себе под ноги. Там на клочке сухой земли стояло маленькое нелепое существо: с верху мохнатая овечка, снизу — мокрая курица.
— Овчар!.. Настоящая немецкая овчарка!
— Хоть турецкая; а девать ее куда? Надоели шишкоеды!
Валька опустился на корточки. Щенок поднял понурую мордочку, посмотрел Вальке в глаза и, чтобы доказать ему, какой он несчастный, задрожал всеми четырьмя лапами, как будто это были пружинки.
Валька погладил его. Тогда щенок еще выше поднял острую черную мордочку и заорал детским голосом.
Послышались причитания тети Лизы:
— Опять подкинули, ишь… каждую весну подкидывают, только и есть, что выхаживай да воспитывай, а потом… куда мне их столько!..
Валька не слушал. Он взял щенка на руки. Тот и дальше вел себя, как ребенок, — сразу перестал скулить.
Тетя Лиза смотрела на них и продолжала:
— И что я за несчастливый человек! Хоть бы раз самой что-нибудь найти — так нету, не было у меня в постороннем месте находки. За всю жизнь только пуговицу красивую на улице нашла, и то чуть машиной меня не задавило. А уж насчет того, чтобы подсунуть мне то, что негоже, или подкинуть, — этого не сочтешь.
Осторожно прижимая щенка к себе, Валька почувствовал под густой шерстью острые косточки.
— Он голодный, — сказал Валька и так посмотрел на тетю Лизу, что та только руками развела и пошла в дом. Валька — за ней. На пороге он остановился, не смея ступить на пол, светившийся золотом выскобленных досок. Валька скинул мокрые ботинки и босиком пошел к скамейке, стоявшей под окном.
Он не испытывал еще такого наслаждения. Он сидел в теплой, светлой комнате, держал на руках живого овчара, который, млея от тепла и ласки, карабкался все выше и выше и не затих до тех пор, пока не втиснул мордочку Вальке под самый подбородок.
