Ардашев стоял в той части юта, где находилась прогулочная палуба пассажиров второго класса, и смотрел на воду. В последний день плавания море совсем стихло и казалось умиротворённым. Оно точно просило прощения у людей за унесённые на дно человеческие жизни. Сколько их ушло в небытие за тысячелетия! Сотни тысяч? Миллионы?
Размахивая трёхметровыми крыльями, хриплой трещоткой прокричал альбатрос и умостился на линии беспроволочного телеграфа, протянутого между мачтами. Клим Пантелеевич взглянул на пернатого гостя и подумал: «Моряки говорят, если птица прилетела на корабль, значит, быть удаче. Ну и земля, стало быть, рядом».
Океан, покрытый сетью лазурных волн, уже не казался бескрайним – впереди завиднелось очертание суши, а потом показалась белая стрелка маяка. И вскоре пароход-великан гордо разрезал волны залива. Белые барашки волн бежали рядом с судном. А где-то внизу, почти у самой ватерлинии, сновали мешавшие друг другу судёнышки-пигмеи.
С правой стороны, между небом и землёй, в воздухе, нарисовалась сетка гигантского моста, соединявшего два берега. Семиэтажные высотки Бруклина и трубы заводов уступали ему в высоте. Слева высилась статуя Свободы. Она будто протягивала руку с факелом эмигрантам из Европы, отважившимся покинуть свои страны и приплыть в Новый Свет в поисках лучшей доли.
– Добро пожаловать в США, мистер Ардашев, – негромко произнёс знакомый женский голос.
Клим Пантелеевич обернулся.
– Доброе утро, Лилли! Рад вас видеть.
– Америка – великая страна, и вы сможете в этом убедиться, – улыбнулась мисс Флетчер.
– О! Я нисколько в этом не сомневаюсь.
– Желаю вам удачи в поисках Морлока.
– Вы очень любезны.
– Мне кажется, я буду по вам скучать, – вымолвила дама и подняла глаза.
– И я.
– Неужели? – хитро выговорила она.
– Вы были единственным цветком среди нашего мужского бурьяна. И мы все вами любовались.
– Даже так? – покачала головой Лилли. – Тогда я не понимаю, почему вы не остались в моей каюте. Я подарила вам шанс. Отказать женщине, которая просит близости, – самый мерзкий и циничный поступок мужчины по отношению к даме. Почему вы так поступили?
– Вы прекрасны, а я вдвое старше вас. И я побоялся в вас влюбиться. Дать вам какую-то надежду, а потом обмануть – не в моих правилах. Вот и всё.
– Господи, ко всему прочему, вы ещё и порядочный человек. Знаете, я приду в офис банка за расчётом и обязательно свожу вас на экскурсию по городу, – прошептала Лилли и прикоснулась губами к щеке Ардашева.
– Нет, Вацлав, посмотрите, – послышался голос банкира, – они опять целуются!
Войта и американец возникли из ниоткуда, будто привидения.
– А это вас не касается. Я у вас больше не работаю, – ледяным голосом выговорила Лилли и зашагала прочь.
– Вот так всегда, – растерянно развёл руками Баркли. – Кто-то с кем-то целуется, а я, старый пьяница, опять оказываюсь виноватым.
– А вы не придавайте этому слишком много значения, – улыбнулся Клим Пантелеевич.
– Пожалуй, – усмехнулся Баркли и спросил: – Вам удалось отыскать Моргана в песках Мохаве?
– Я почти напал на его след, но для полной уверенности надобно ещё немного времени.
– Окей, – кивнул американец. – Главное, чтобы за это время Морлок нас не прикончил.
Клим Пантелеевич ничего не ответил, он открыл коробочку ландрина и угостился конфеткой.
Тем временем пароход вошёл в Нью-Йоркскую гавань, и два морских буксира – крохотные букашки по сравнению «Роттердамом» – потащили его к месту стоянки, точно мёртвого кита. Один тянул корму с помощью перлиня[44], а другой толкал пароход с другой стороны своим носом, защищённым кранцами[45]. Наконец лайнер застыл у пристани. Позади остался бесконечный океан, дождь, ветер, небо и три тысячи сто пятьдесят девять морских миль…
Прямо с трапа пассажиры проследовали в большое помещение, на потолке которого было написано несколько букв английского алфавита. Ардашев занял очередь под буквами А, В, С, D, F. Когда настал его черёд, он предъявил паспорт и карточку, заполненную им ещё на борту «Роттердама» с перечнем ответов на вопросы. Полистав паспорт, рассмотрев американскую визу и карточку на въезд, иммигрантский чиновник проронил скороговоркой:
