Однажды утром я проснулся оттого, что меня трясла за плечо мать. Ее лицо было непривычно строгим, почти сердитым. Она всегда так выглядела, когда была чем-то расстроена.
- Вставай, - мрачно сказала она. - Мне надо с тобой поговорить.
Я уже некоторое время ожидал чего-то подобного. С тех пор, как Верочка эффектно представилась и пропала, оставив меня расхлебывать ситуацию, прошло больше недели. Все это время мать старательно обходила тему моей новой подружки, хотя я знал, что в голове у нее зреет жирный вопросительный знак. Видимо, настал тот день, когда придется выслушать все, что обо мне думают, вслух.
Я чуть приподнялся и оперся спиной о ковер на стене, согнув ноги в коленях. Мать присела на краешек кровати, какое-то время не решаясь поднять глаза или нарушить молчание. Судя по всему, она была смущена не меньше, чем я.
- Я тут долго думала над тем, что произошло, - начала она. - Сначала хотела тебя отругать, затем просто поговорить, но теперь даже этого не хочу.
Вот так раз. Что же ей тогда надо?
- Ты парень уже взрослый, пора тебе решать все самому. Что делать с этой... Верой, - она замешкалась, произнося ее имя, - ты разберешься сам. Если захочешь моего совета, то я всегда готова тебе помочь.
Значит, речь не о том, чтобы я перестал встречаться с Верочкой. Мне становилось все интереснее, а самое главное - немного легче.
- Однако как мать, я все же беспокоюсь о тебе и о твоем здоровье, поэтому ты должен будешь сделать кое-что для меня. И для себя, кстати, тоже.
Вот мы и добрались до сути. Долго ли коротко ли...
- Тебе придется сходить в кожвендиспансер.
- Чего? - отпрянув от матери, я трахнулся затылком о стену.
- Пойми, я не знаю кто она такая, да и ты, скорее всего, тоже. А ведь нынче такие девки пошли! Оторвут и выбросят.
Что значит "оторвут и выбросят"? И потом, какой такой КВД? Hе ходил я туда и не пойду. Столкнешься с кем-нибудь знакомым, а потом по городу слухи поползут. Hет, спасибо, обойдемся без такой радости.
- Hе беспокойся, - видя, мягко говоря, приунывшее выражение моего лица, сказала мать, - я уже обо всем договорилась с тетей Любой. Она примет тебя пораньше с утра, когда там еще мало народу. Возьмет мазок, и свободен.
- Да не хочу я...
- Меня не волнует, хочешь ты или нет, Павел, я настаиваю.
Мать редко называла меня Павлом, все чаще Павлик или Павлуша, но когда я слышал "Павел", то понимал, что это сигнал тревоги, своеобразный колокольчик, заставляющий меня держать ухо востро. В таких случаях лучше не спорить.
- Ладно.
Блин, и все-таки как стрёмно туда идти...
Hа следующее утро, как и договаривались, я потопал в больницу, которая находилась в пятнадцати минутах ходьбы от моего дома. Мрачное кирпичное здание, состоящее из двух корпусов, встретило меня взглядом грязных серых окон. В одной части располагались лаборатории и диспансер, в другой стационарные отделения. Страшно было браться даже за ручки дверей, так как из учебников я знал о бытовом сифилисе - учеба обязывала. Войдя внутрь, я ощутил болезненную атмосферу заведения: в нос бил неприятный запах, на кушетках, стоящих возле стен, сидело несколько пациентов - бритоголовые подростки, которым от силы можно было дать лет шестнадцать, и пара девиц одна сомнительного, другая весьма респектабельного вида. Парни хрипло гоготали, что-то обсуждая, а девушки (девушки ли?) сидели молча. Господи, куда я попал?
Поинтересовавшись, кто последний, я занял очередь на прием. Садиться на кушетки не хотелось, поэтому я скромно оперся о покрытую бледно-зеленой эмалью стену. Hа стенде напротив висели любительские картинки, изображающие пораженные женские и мужские половые органы, со страшными заголовками: "Гонорея (триппер)", "Сифилис" и "Генитальный герпес". Прикрыв глаза, я стал думать, что же меня сюда привело. Hеужели я и вправду подхватил какую-то гадость от Веры?
Тетя Люба была давней маминой подругой. Они познакомились еще в студенческие годы, и последние два курса в медицинском институте делили комнату по общежитию. С виду у них было много общего, но что касается характера...
