Разумеется, битва с эго ради того, чтобы добраться до истины, лежит в сердце бесчисленных духовных учений бесчисленных стран и бесчисленных веков. Смерть эго как средство достижения не-я — пребывания в недвойственном осознании — и есть цель этого путешествия. Вот что стоит за набожностью, молитвой, медитацией, учениями, самоотречением. Любой, кто стремится к истине, достигнет ее, переступив через мертвое тело эго, либо не достигнет вовсе. Здесь нет короткого или легкого пути, эго нельзя ни обойти, ни устроить под ним подкоп. Единственный способ оставить эго в прошлом — пройти сквозь него, а пройти сквозь можно только с помощью сфокусированного, как лазерный луч, намерения и каменного сердца. Гусеница не становится бабочкой, она входит в процесс смерти, который становится процессом рождения бабочки. Внешнее проявление трансформации — иллюзия. Одна вещь не становится другой вещью. Одна вещь кончается, а другая начинается.
Почему же столь немногие добиваются успеха в этом величайшем из путешествий? По той простой причине, что успех в контексте сна не имеет смысла, в то время как неудача, или, по крайней мере, борьба, имеет очень большой смысл. Из погони за просветлением непробужденная душа извлекает те же уроки, что из любого другого занятия в опутанной эго реальности сновидения, — как из любой другой карусели в этом парке аттракционов. Предполагаемое сверхблаженство духовного пробуждения — такая же морковка перед носом, как любовь, благополучие или власть. Иными словами, настоящее просветление редко бывает целью поиска просветления. Но почему так? Успех в осознании своей собственной природы абсолютно обеспечен, ну, потому что это собственная природа. Величайшее чудо не в том, что вы вернетесь к этому осознанию, а в том, что от него отвернулись. Возвращение — это движение дао. Борьба за достижение истины настолько же нелепа, как борьба за достижение смерти. В чем смысл? И то и другое обретается, когда приходит время. Должны ли мы беспокоиться о неудаче в деле достижения смерти? Смерти не удастся найти нас? Разумеется, удастся, но ни смерть, ни налоги, ни гравитация, ни завтрашний восход не настолько несомненны, как тот факт, что каждый в конце концов обретет полное «просветление» независимо от выбранного «пути».
Итак, если мне требуется какое-нибудь интересное занятие, то вот неплохой выбор — наблюдать за миграцией душ домой. И если мне нужна работа, то вот эта неплохо выглядит — стоять на далеком берегу, поддерживать сигнальный огонь маяка, помогать вновь прибывшим выбраться на берег, предлагать радушный прием и показывать какие-нибудь местные достопримечательности.
* * *
Джули плюхается на диван рядом со мной, и мы тихо наблюдаем, как небо то распахивается, то снова укрывается облаками. Выглядит, словно приближается буря, но я знаю, что ничего не выйдет. У этого холодного фронта неплохо получаются зрелищные виды и разнообразные иллюзии. То, что сейчас выглядит как грандиозная грозовая туча, обернется сумраком и изморосью, пока не созреет и не доберется до места следующее событие. Я затихаю, расслабляюсь и наслаждаюсь зрелищем.
Джули ведет себя все еще слегка странно, словно под самой ее поверхностью бурлит какое-то течение. Это мелочь, но ей явно некомфортно. Он сдерживает что-то, и мне интересно, буду ли я поблизости, когда это рванет. Возвращаясь к разговору, я пытаюсь взять тон полегче.
— Мы все дрейфуем в безбрежном море и, чтобы справится с этим, мы сбиваемся в группы и в унисон притворяемся, что ситуация не такая, как есть. Мы усиливаем эту иллюзию друг в друге. Вот что такое на самом деле общество — плывущая посреди черного как смоль моря кучка людей, сбившихся от страха вместе. Каждый держится на плаву, чтобы не погружаться в воду с головой, хотя нет никаких причин верить, что жизнь, которую они берегут, лучше, чем альтернатива, которой они избегают. Просто одно им известно, а другое нет. Страх перед неизвестным — вот что заставляет каждого держаться на плаву. Любой страх — это страх перед неизвестностью. Если кто-нибудь в группе этих пловцов разоблачает общепринятую ложь, говоря правду об их положении, такого человека объявляют еретиком, а для еретиков общество приберегает самые суровые наказания. Когда кто-нибудь решается прекратить борьбу и просто утонуть или уплыть прочь, предпринимаются все возможные меры, чтобы остановить его, и не ради его личной пользы, а ради пользы всей группы. Истина положения должна быть отвергнута любой ценой.
