Над этим он задумался.
— Мое истинное я?
— Оксюморон. Нет истинного я. Истина и я взаимоисключающи.
— Это похоже на спор о том, что ответственно за наше развитие — природа или воспитание.
— Хорошо.
— Так что настоящего ответа нет.
— Конечно, есть.
— Какой?
— Не ты. Автор тебя не ты.
— Тогда я... что? Что создает меня?
— Я не знаю. Это имеет значение?
— Ну, очевидно... — начал он, но затих.
— Тут нет ничего очевидного, — объяснил я. — Полное понимание той обширности и сложности влияний, которые приводят к созданию этого фальшивого я, невозможно и избыточно, но здесь нет проблемы, потому что от полного понимания нет никакой пользы. Зато кое-какая польза есть от осознания, что ты то ли не имеешь никакого отношения к тебе, то ли совсем незначительное. Наверное, это трудно представить себе, не принимая близко к сердцу, но возможно, если ясно видишь, что тот, кто ты есть, не имеет то ли никакого отношения к тебе, то ли имеет, но незначительное.
— Тот кто?
— Неплохо сказано.
Мы некоторое время сидели в тишине, каждый со своими мыслями. Я потратил это время, чтобы оценить действенность своих слов и подумать, что можно улучшить. Эндрю, что вполне понятно, использовал этот момент тишины как возможность поискать утешение и твердую почву под ногами в своих буддистских учениях, что и обнаружилось, когда он спросил о чем-то никак не связанном с тем, о чем мы только что говорили.
— Но что насчет страдания? Будда сказал...
— Стоп.
* * *
Если бы я позволял ученикам задавать направление разговора их вопросами, то все наше время было бы потрачено на продвижение в любом возможном направлении, кроме прямого. Ученики, что вполне естественно, считают важным понимание. Они думают, что правильность и точность их информации жизненно важна. Они думают, что это что-то вроде школы, где ты должен понять одну вещь, прежде чем сможешь понять следующую. Но все это имеет отношение к знанию и представляет собой незнание. Все так называемое знание — это именно то, что стоит между искателем и искомым. Конечно, я могу понять их точку зрения на все это, но меня всегда изумляло, когда я видел, как другие духовные наставники позволяли ученикам водить себя кто в лес, кто по дрова вопросами, которые никуда не вели. Пробуждение — это не теоретический предмет, который овладевают посредством обучения и понимания, это путешествие, которое надо совершить, битва, в которой надо сражаться. Наставники хотят быть популярными и выглядеть мудрыми, вот и отвечают на любые вопросы, которые приходят ученику на ум, словно они учат следующее поколение наставников, а не помогают людям пробудиться.
И сказав это, я также вынужден добавить, что это путешествие, эта битва еще только предстоит Эндрю. Многие годы медитации и духовного обучения не смогли изменить тот факт, что он еще не сделал и Первого Шага в своем собственном путешествии. Первый Шаг — это главное. Все, чему я учу, — на самом деле об этом. Сделай Первый Шаг — и продолжение наверняка последует. Можно болтаться на сцене, разыгрывая духовную роль, можно медитировать, зарекаться, быть бессамостным, обретать заслуги и сжигать карму год за годом, жизнь за жизнью, но так и не сделать Первого Шага.
На самом деле это характеризует состояние пробуждения на Западе: здешняя духовность была совсем недавно посажена в культурную почву и успела дать множество опьяняющих цветов, но без прочной корневой системы. Вот что говорит Мариана Кэплэн в своей книге «На полпути к вершине: ошибки преждевременных притязаний на просветленность» о сиренах просветления с их обманчиво манящими песнями:
Самая частая и широко распространенная фантазия о просветлении сводится к тому, что это свобода от страданий, отсутствие боли и борьбы, молочная река с кисельными берегами, состояние вечной любви, блаженства и покоя. В этой форме просветление олицетворяет собой всеобщую мечту об идеальном, совершенном мире чистого счастья и неувядаемой красоты. И это не только нью-эйджевская фантазия, а тайное желание всех людей без исключения, наша общая мечта о спасении. И все-таки это просто фантазия.
