Она вздохнула и посмотрела на меня с раздражением.
— Единство — это не глубинное чувство или духовное верование или возвышенное состояние сознания, это просто само доброе старое сознание: неприукрашенное, неиспорченное, неосквернённое. Нам не нужно посещать лекции, или читать книги, или преклоняться перед алтарём и мудрецами, нам нужно только очистить свои воспринимающие способности, избавиться от эгоистического дурмана, увидеть что есть и перестать видеть чего нет. Для этого не требуются ни учителя, ни учения, ни пути, ни практики, только простая честность.
— Не уверена, что понимаю это, – сказала она.
— Думаю, у вас всё впереди. Вот маленькое упражнение. Я не могу сделать записи об этом разговоре, потому что мой мозг странно пульсирует и гудит, поэтому я схожу по нужде и пойду прилягу на один из тех шезлонгов возле бассейна, а вы запишете всё, о чём мы сейчас говорили. – Ээ, не думаю, что я смогу, – сказала она.
— Вы изучали английский, – сказал я, с трудом вставая на ноги. – Вы хотели стать учителем.
— Но я ведь почти ничего не понимаю, – запротестовала она.
— Поймёте позже, а сейчас запишите, – сказал я, отправляясь в требующее сочувствия путешествие. – Вы сами просили об этом. Вы думали, что быть редакционным ассистентом могучего духовного персонажа – это жечь красивые свечи и учить жизненные уроки? Тут и голова может не удержаться на плечах. Она улыбнулась, словно я пошутил, и принялась за работу.
О, как долго я ни во что не верил! Как долго я был безучастным, отвергая свою долю, и только теперь осознаю сплошь везде рассеянную истину, только теперь вижу, что лжи не существует, ни в каком виде, и не может существовать, кроме той, которая так же неизбежно завладевает собой всё больше, как завладевает собой истина, как любой закон природы или любое естественное производство земли.
(Это странно, и нельзя понять это сразу – но необходимо это понять. Я чувствую, что несу в себе лживость в равной мере со всем остальным, как и вся вселенная).
Где тот совершенный смысл, не делающий различий между ложью и правдой? В земле он, в воде, иль в огне? Иль в душе человека? Иль в плоти и крови?
Медитируя среди лжецов, упорно уходя внутрь себя, я понял, что на самом деле нет ни лжи, ни лжецов, и всё исполнено своего совершенного смысла – и то, что зовётся ложью, и есть совершенный смысл; каждая вещь в точности представляет себя и то, что предшествовало ей. Я видел, что истина включает в себя всё, она вездесуща, точно так же, как вездесуще пространство, и что нет ни прорехи, ни изъяна в её массе – всё есть истина без исключения. И поэтому я буду праздновать всё, что вижу, и чем являюсь, буду петь и смеяться и ничего не буду отвергать.
– Уолт Уитмен –
14. В королевстве слепых.
Духовное путешествие состоит не в прибытии к новому пункту назначения, где человек получает то, чего у него не было, или становится тем, кем он не был. Оно состоит в рассеянии собственного невежества относительно себя и своей жизни, и постепенный рост того понимания, которое начинает духовное пробуждение.
– Олдос Хаксли –
В королевстве слепых одноглазый – дурак. Он – бабочка среди гусениц, вампир среди людей, одноглазый идиот в стране безглазых мудрецов. Он не лучше, не сильнее, просто не на своём месте – изгой, чужак в чужом краю. Зачем он влачит здесь жалкое существование? Что он должен делать? Говорить? Учить?
Разыгрывать мудрого? Что может одноглазый сказать слепым от рождения? Зачем он должен что-то говорить? Чего он хочет от них или для них? Слепые ничего не знают о глазах. Они ничего не знают о зрении, а те, которые думают, что знают, заблуждаются. Зачем вообще говорить? Зачем зрячий должен добавлять свой голос к шуму незрячих, которые заявляют, что видят, и будучи «освобождёнными истиной», могут рассказать лучшую историю? Зачем предпринимать столь тщетную и неблагодарную миссию? Зрячий может начать с терпимого отношения к скептицизму незрячих, памятуя о том, что он сам был когда-то таким же слепым и ещё хуже вдвойне, но терпимость вскоре истощается. Потворствовать желаниям эго чувствовать себя разумным и проницательным дело утомительное, и служит лишь разоблачению глупости альтруистических мотивов.
