Друзья через подвал выбрались на улицу и подошли к точке десантирования неизвестного.
— Размер обуви не меньше сорок третьего, — констатировал Хрусталев, рассматривая след.
— Ну и что нам это дает? С таким размером пол-Москвы ходит…
— Тут еще кое-что есть, — наклонился Володька над песком. — Видишь, третий от пятки рубчик в виде буквы «V» на подошве поврежден. Наверное, этот парень когда-то на битую бутылку наступил.
— С чего ты решил, что это парень?
— А ты где видел девку с таким размером ноги? Разве что тут статуя Колхозницы бегала…
На следующий день начались неприятности.
Тортилла, конечно же, ничего не забыла.
Как только прозвучал звонок на урок и шум в классе затих, она вынула из портфельчика печально знаменитую «записнуху» болотного цвета и принялась неторопливо ее листать.
— Что тянет, гестаповка? — пробормотал Хрусталев. — Все равно ведь понятно, что кого-то из нас сейчас вызовет.
Учительница литературы наконец нашла нужную страничку и, будто ужасно удивившись, театрально подняла брови:
— Прогул в начале года! Сладкая парочка — Голубев и Хрусталев!
В классе захихикали. Хрусталев и Голубев огляделись.
— А ты что ржешь, Бакс? — нахмурился Петька. — Думаешь, если твой папа на бирже работает, это нам помешает тебе по башке настучать?
— Что за лексикон, Голубев? — оборвала его Тортилла. — Если ты у нас такой разговорчивый — пожалуй к доске, там и поговоришь.
Петька со вздохом выкарабкался из-под тесной парты. Развернувшись у доски лицом к классу, он с тоской посмотрел на кустик чахлой герани, стоящий на подоконнике. Пара по «лит-ре» ему была, считай, обеспечена. Значит, денег на дискеты в этом месяце не видать.
— Тэк-с, Голубев, — поправила свои очки в тяжелой черепаховой оправе Тортилла. — Поведай нам, что ты знаешь о произведении Федора Михайловича Достоевского «Преступление и наказание»?
— Герой этого произведения попал в сложную жизненную ситуацию, — начал бодро врать Петька. — Неблагоприятные условия существования личности в царской России привели к тому… к тому, что…
— Ну-ну, к чему они привели? — заинтересованно посмотрела на Петьку Тортилла.
Петька запнулся и смутился. Книг Достоевского он не читал, поэтому даже примерно не представлял, о чем там могла идти речь.
— Так к чему привели Раскольникова неблагоприятные условия существования личности в царской России? — начала терять терпение Тортилла.
— Старуху он грохнул, — громко подсказал Князь.
Класс зашелся от хохота.
— Садись, Голубев, два, — побурела от злости Тортилла и тут же что-то пометила в своем блокнотике, отчего Князь сразу скис.
— Теперь ваша очередь, господин Хрусталев, — подняла с места учительница Володьку. — Как вы можете охарактеризовать творчество Достоевского?
— Достоевского? Ну, во-первых, он был «зек», — начал изгаляться Володька. — Во-вторых, резался в карты, проигрывался в пух и прах. В-третьих, изменял жене. А Мусоргский в это время пил по-черному…
— Причем здесь Мусоргский?! — сжала Тортилла виски пальцами. — И вообще — я тебя о творчестве Достоевского спрашиваю, а не о его личной жизни.
— Так я ведь про это и говорю! — с жаром стал убеждать ее Володька. — Неблагоприятные условия развития личности в царской России и привели к тому, что Достоевский получил срок и стал играть в карты. И все это отразилось в его творчестве.
— Ну что ж, — подвела итог Тортилла. — На троечку вывернулся, молодец.
Володька довольно улыбнулся и сел на место.
Петькины мысли в это время летали очень далеко. Он все посматривал в сторону Орангутана, пытаясь поймать его взгляд и решить, знает он что-то об их слежке — или нет. Но Орангутан смотрел прямо перед собой и, казалось, находился в полной прострации.
— Глянь на Орангутана, — наклонился Петька к Володьке. — По-моему, у него не все ладно.
После пятого урока Орангутан, вяло попрощавшись со своими приятелями, поплелся домой.
Голубев и Хрусталев следовали за ним, как пришитые. Рано или поздно Орангутан должен был наступить на мягкую почву, чтобы оставить след.
Но им повезло гораздо раньше — Орангутан, выходя из здания школы, прошелся по мокрой тряпке, оставленной уборщицей для вытирания обуви. Тут же на сухом кафеле за ним потянулась цепочка четких, будто снятых на гипсовую форму, отпечатков подошв.
