лодку сумеем нанять.
Хотя говорят,
что дорога туда далека,
Привыкнув к скитаньям,
я в путь собираюсь опять.
В Циньчжоу живем мы
у самых дорог столбовых:
По правде сказать,
опасаюсь я жизни такой,
Ведь я по натуре
не склонен к мирской суете
И даже в горах
остаюсь со своею тоской.
В долинах Циньчжоу
не встретишь причудливых скал,
Поля гарнизонные
скудный дают урожай.
Ну, чем же под старость
сумею утешиться здесь!
И вот покидаю
я этот безрадостный край...
Окрасил закат
одинокую крепость в горах,
Встревожились птицы
на башнях стены городской.
В ночной темноте
мы в далекий отправились путь,
Чтоб утром коней напоить
родниковой водой.
Рассыпались в небе
осколки мерцающих звезд,
Во мгле предрассветной
густые туманы легли.
О, как велико ты,
пространство земли и небес!
Дорога моя
исчезает в бескрайней дали.
Из цикла "В 759 году поселившись в уезде Тунгу, сочинил семь песен"
Длинная лопата!
Длинная лопата с ручкой деревянной,
Стала ты отныне
для меня единственной надеждой.
Желтого батата
не найти под горным толстым снегом,
Не спасут от ветра
старые заплаты, тощие одежды.
Вот бреду устало
со своей лопатой и пустой котомкой,
Плачут мои дети
в утлой комнатенке за глухой стеною.
До чего тоскливо!
Я вторую песню допою лихую, -
Пусть в домах напротив
слушают соседи и грустят со мною.
У меня есть братья,
у меня есть братья в стороне далекой.
Кто из них троих
прежних сил своих сохранил немного?
Суждено всю жизнь
расставаться нам - не дождаться встречи,
И степная пыль
поднялась вокруг - не видна дорога.
На восток летят
гуси чередой, журавли - за ними,
Как бы я хотел
унестись им вслед и до вас добраться!
Эту третью песнь
трижды пропою. До чего тоскливо!
Если здесь умру,
то моих костей не найти вам, братцы.
Солнце вечернее,
спрятавшись в вязах и тутах,
Греет усталого путника
старое платье.
Много чудесного
встретив на горных дорогах,
Вдруг у небесной черты
оказался опять я.
Всюду встречаются
лица людей незнакомых,
Срок возвращенья домой
никогда не настанет.
Воды великого Цзяна
стремятся к востоку, -
Так же томительно
тянутся годы скитаний.
В городе славном
есть много усадеб цветущих,
Даже зимой
в них деревья покрыты листвою.
Всюду разносится
имя чудесного града:
Флейты поют
и свирели звучат надо мною.
Дивно звучат,
но внимает им путник с печалью,
С берега глядя
на быструю воду речную.
Птицы летят -
возвращаются в старые гнезда,
Мне ж никогда не увидеть
сторонку родную.
Вот и луна
на небо вышла ночное,
Звезды вокруг
замерцали трепещущим светом.
С давних времен
люди привыкли к скитаньям, -
Мне ль одному
думать с тоскою об этом!
Мой брат Ван Пятнадцатый, служащий в ведомствегенерал-губернатора, приехал из города навестить меня и привез деньги на постройку соломенной хижины
Как тоскливо идти
чередой бесконечных дорог,
На речном берегу
возвращаться в пустое жилье!
В одинокой глуши
ты решил разыскать старика,
И исчезла тоска -
этим утром не стало ее.
Ты готов разделить
все заботы о нашем жилье,
Вот и деньги привез,
по зеленым проехав полям.
На чужой стороне
у меня есть единственный брат:
Не считает за труд
по-соседски наведаться к нам.
Прошу господина Вэй Баня найти для меня несколько саженцев сосны
Ни ива, ни вяз с ней не могут сравниться
царит надо всеми она,
Ни слива, ни тополь с листвою зеленой -
она все равно зеленей.
Хотел бы укрыться я в ветках тенистых
на долгую тысячу лет.
Пожалуйста, вышлите саженцев стройных
с пучками надежных корней.
Пишу на стене комнаты под картиной Вэй Яня, изображающей лошадей
С господином Вэй Янем прощаемся мы, -
он приехал меня навестить.
Зная то, как люблю я картины его,
подарил свою живопись мне.
Взял он тут же истертую старую кисть
и, как будто играя, взмахнул,
И увидел я словно оживших коней
на широкой восточной стене.
Вот один наклонился к траве, а другой
поднял морду и тихо заржал.
Но промчатся стремительно тысячу верст
по дороге они столбовой.
В наше страшное время хотел бы иметь
я таких быстроногих коней,
Чтоб служили мне верно до смертного дня,
чтобы умерли вместе со мной.
Через цензора Цуя Пятого посылаю Гао Ши, губернатору Пэнчжоу
