— Нет, — отозвался Миклош, тронутый этим человечным отношением.
Перед тем как выйти из подвала, Такач прошептал ему на ухо:
— Тебя выдала Бори. Я думаю, тебе полезно это знать. Возможно, вам устроят очную ставку. Она тоже здесь. Но учти: я тебе ничего не говорил.
— Спасибо, — сказал Миклош. — Большое спасибо.
Пока они поднимались по лестнице, он думал о том, что вот и среди жандармов попадаются порядочные люди. Конечно, он помнил слова Амалии: «Многие понимают, что война, по существу, проиграна, и заранее обеспечивают себе тылы. Мало ли как все потом повернется». Ну что ж, даже если это и так, все равно он благодарен Такачу.
Они вошли в просторный кабинет. Там царил полумрак. В целях светомаскировки окна были занавешены плотными шторами, горела только настольная лампа, но и при ее тусклом свете Миклош сразу разглядел массивную фигуру Форбата. У стола стоял Харанги в штатском. Его Миклош тоже узнал, поскольку не раз видел в компании фельдфебеля.
— Снимите с арестованного наручники, — распорядился Харанги.
Молодой жандарм, выполняя приказ, ухитрился незаметно пожать Миклошу руку.
— Садитесь.
Миклош сел. Перевел взгляд с Харанги на Форбата. Тот насмешливо смотрел на юношу, а когда заговорил, в голосе его прозвучало злорадство.
— Я же обещал, что мы с тобой встретимся. Помнишь?
— Помню.
Харанги неодобрительно покосился на Форбата. Что за невоспитанный тип! Ведет себя так, как будто это он раскрыл заговор. Поручик с удовольствием сделал бы ему внушение. Жаль, при арестованном нельзя. Но ничего, дойдет очередь и до этого. Он предложил Миклошу сигарету.
— Спасибо, не курю. — «А если бы и курил, — подумал Миклош, — все равно не взял бы».
Харанги тоже не стал закуривать, убрал серебряный портсигар в карман.
— Ты знаешь, за что тебя арестовали?
— Понятия не имею.
— Подумай. Какой противозаконный поступок ты совершил вместе со своим приятелем?
— Ничего противозаконного я не совершал. И нет у меня никаких приятелей.
Харанги не терял выдержки, его трудно было вывести из равновесия.
— Сынок, — проговорил он отеческим тоном, — так у нас с тобой дело не пойдет. Мы же тебя не случайно привели сюда. Подумай сам. Если тебя взяли под стражу, значит, на то есть серьезные причины. И напрасно ты запираешься: это только ухудшит твое положение. Я тебе зла не желаю, со мной можно найти общий язык. Мне хотелось бы, чтоб ты правильно оценил ситуацию. Думаешь, зачем меня прислали сюда из Будапешта? Отдохнуть? Из-за того, что врачи рекомендовали сменить мне климат? Нет, сынок. Начальство направило меня сюда, потому что здесь, в этом поселке и в этом уезде, функционирует хорошо организованное коммунистическое подполье. Коммунисты фабрикуют подстрекательские листовки и распространяют их. В Пече, Надьканиже. Немало листовок мы обнаружили и в Боньхаде. Нам удалось установить, что все эти листовки отпечатаны на большом ротаторе, тексты составлены человеком образованным, причем основательно знающим историю. Короче говоря, сынок, я уверен в твоей непричастности к изготовлению этих листовок. Но зато убежден, что ты распространял их. Вместе со своим другом.
— Я тут ни при чем. Не могу понять, о чем вы говорите. У меня и без того забот выше головы. Мама и бабушка болеют, не могут работать. Я единственный кормилец в семье. Это все знают. Есть у меня время распространять листовки!
Харанги прошелся по кабинету. Крепким орешком оказался этот парень. Нелегко будет его расколоть. Чувствуется выучка коммуниста-подпольщика. Вероятно, отец с ним занимался. Или кто-то другой. Форбат уже давно избил бы его или отдал своим костоломам. Но он, Харанги, не сторонник физических мер воздействия. Хотя сейчас это принято и кое-кто считает, что не существует более надежного и испытанного метода. Перед тем как допрашивать заключенного, его нещадно избивают, чтобы подавить его волю, унизить, а когда он уже будет сломлен и морально и физически, внушить, что единственное его спасение — правдивые показания. Нет, Харанги решительно отвергает подобные методы. Тем более если у следователя в руках неопровержимые доказательства. С помощью прямых улик можно припереть к стенке самого хитроумного преступника. А у Харанги есть такие улики. Он остановился перед Миклошем.
