Изотов положил трубку. Посмотрел на нас и сказал:
— Ну вот, можете собирать вещи. Либо на Колыму, либо… куда Геннадий Иванович отправит. Он мужик резкий — посылал в дальний путь и Фрола Козлова и, если нужно было, дорогого Леонида Ильича. И хоть сейчас давно уже на пенсии, но связи и люди остались. Многое может, если поверит вашим… байкам.
— К-к-кто это? — слегка заикаясь, спросил Майцев.
— Воронов Геннадий Иванович. На западный манер — бывший премьер-министр России лет десять назад. Да нет, уже больше прошло… А потом глава народного контроля — он лучше всех знает ситуацию в нашем хозяйстве. В начале семидесятых они с Байбаковым и Косыгиным пытались объяснить Брежневу и Суслову, что внедряемая ими аграрная политика дотирования сельского хозяйства на самом деле убивает село и вызовет продовольственный кризис. Его сняли с должности, а продовольствие очень скоро пришлось закупать за рубежом. Вот такие дела. Так что жду вас здесь ровно через две недели, хлопцы. А мне на огороде нужно поработать. И без того мы с вами уже заболтались — весь день пропал, считай.
Ошарашенные новостью о скором знакомстве с бывшим Председателем Совета Министров РСФСР, мы молча — не прощаясь — вышли на улицу, пребывая в каком-то ступоре, понимая, что только что наши полугодовые приготовления подошли к значимому промежуточному итогу. И либо неведомый пока Воронов нам поможет, либо… О втором варианте развития событий думать не хотелось.
— Смотри, как все хорошо устроилось! — сказал Захар, когда мы поднимались на платформу Жаворонки, зажав в руках только что купленные билеты до Москвы. — Поговорим с этим дядькой, все порешаем — и в бой! Надоело уже читать доклады и отчеты перед съездами и пленумами. Все одно там ни слова правды нет.
Я промолчал, потому что подходящая электричка издала пронзительный гудок, в котором ничего нельзя было расслышать.
— Домой поедем на две недели? — спросил я, когда мы устроились на жестких деревянных сиденьях. — Или останемся парад на девятое мая смотреть?
— Конечно, останемся! Когда еще увидим такое?
— А жить где будем?
— Ну-у-у, — протянул Захар. — Можно, конечно, в гостиницу, а можно…
Он довольно ухмыльнулся чему-то.
— Договаривай, Захарка.
— А можно к Леньке Попову в общагу завалиться! На пару дней-то он нас пустит?
— К Леньке? — Я поморщился. — А адрес есть?
— Вот. — Предусмотрительный Майцев извлек из кармана клочок тетрадного листка. — ДАС, улица Шверника, дом девятнадцать. Станция метро «Университет».
Ленька Попов в школе дружил с Захаром — одноклассником и первым собутыльником. Мое с ним знакомство свелось лишь к нескольким коротким эпизодам. Мы учились в разных школах и встречались только на турнирах «Кожаный мяч», где каждый играл за сборную команду своей школы. И воспоминания о нем у меня были не самые хорошие — я играл в нападении, а он, более рослый и тяжелый, в защите, и поэтому частенько мне доставалось от него по ногам.
— Поехали, заодно узнаем, чем дышит советская журналистика!
— Ладно, — вздохнул я. Про советскую журналистику и в самом деле было интересно. — Черт с тобой, ты ж не отвяжешься.
И мы поехали. По настоянию Захара не в метро, а на трамваях — чтобы увидеть Москву.
Была она невообразимо огромной. Я смотрел в окно и почему-то представлял себе вереницы машин, везущие продовольствие в этот почти десятимиллионный город. Столица готовилась отметить тридцать девятую годовщину Победы — на фонарях развешивали флажки, на стенах — портреты и транспаранты, кое-где была заметна свежеокрашенная бронетехника с белыми колесами, но мне было не до того: я смотрел на лица людей и представлял, какими они станут в самой скорой перспективе. Потом мне это наскучило: слишком много людей, лиц, судеб. Я переключился на здания, мелькавшие среди распускающейся листвы.
Забавно было, что с постройками в Москве происходило то же самое, что и дома — призраки домов, парков, дорог преследовали меня. Наверное, я неплохо знал этот город в своем неслучившемся будущем. А может быть, и в уже случившемся — именно сейчас настал один из таких моментов, когда все оказалось особенно зыбким и ненадежным.
