И чтобы как-то реализовать продукцию нашего Тяжмаша, Средмаша, Легмаша за нормальные деньги, мы политическим путем заставляем некоторых партнеров покупать у нас заведомо проигрышный товар. Для этого и придумал Иосиф Виссарионыч СЭВ. Но даже там не рискнул вводить рубль для расчетов, подобно американскому доллару, резонно рассудив еще в 1950 году, что если рубль обеспечен золотом, то со временем наши партнеры скопят этих рублей достаточно, чтобы избавить нас от золота. Что нам и продемонстрировал Де Голль в 65-м, попросив у янки обещанное золото вместо долларов. Сам Сталин или кто-то из советников заранее побеспокоились об этом и придумали искусственную валюту «переводной рубль» — для расчетов внутри организации.
Он перевел дух и продолжил:
— Но мы говорим о России. Значит, чем меньше степеней переделки сырья, тем — в государственном смысле — нам дешевле обходится товар и тем выше прибыль по отношению к затратам. Не нужно строить заводы, обрабатывающие сырье и на каждом этапе переделки увеличивающие издержки, не нужно содержать огромное количество социальных объектов для персонала заводов. Нам улыбнулась удача, вернее, стараниями нашей разведки и ЦК, мы во многом сами создали ситуацию, в которой война на Ближнем Востоке дала нам такой товар — нефть. С начала семидесятых основной оборот во внешней торговле, если исключить участников СЭВ, придется как раз на поставку ресурсов. Мы стали мировым донором, хлопцы, вовсе не обладая достаточными объемами крови. Мы затыкаем дыру собственной экономической несостоятельности достоянием будущих поколений.
— Как же так? — возмутился Захар. — Если судить по отчетам изысканий, наши запасы нефти едва ли не самые большие в мире!
— Во-первых, молодой человек, не самые большие. Процентов десять от общемировых. Не больше. А скорее всего, сильно меньше. Зная, как раздают премии за объемы найденных месторождений, проще предположить лишние, липовые объемы, чем реальные. А во-вторых, они все труднодостижимые. Не как у саудитов — подгоняй танкер к берегу и черпай из ямы черпаком. Нам требуются железные дороги, требуются нефтехранилища, требуются трубопроводы — по три тысячи километров длиной! А это все затраты, которые будут заложены в конечную цену. Так что когда нефть стоила три доллара в течение сорока лет — никому и в голову не приходило тащить ее на внешний рынок. И мы потихоньку обходились своими собственными заводами — потому что валюты для покупки продукции у капиталистов просто не было. Помню, как лично Анастас Микоян ездил в Америку покупать заводик по производству томатного сока! Мы делали дорогие станки, над которыми смеялся весь мир, и, надрывая жилы, выпиливали на этих станках свои спутники и ракеты.
— Несколько попыток увеличить объем внешнего рынка для реализации промышленного производства — все эти пляски с «Капиталом» Маркса вокруг африканских и азиатских корольков — только увеличили круг нахлебников, едущих на издыхающей лошадке. Мы не смогли им продать ничего, кроме некоторого количества тульских «пряников» от товарища Калашникова, но взамен получили целую когорту шантажистов, норовящих сорваться с крючка каждый раз, когда поток «безвозмездной помощи» хоть чуть-чуть ослабевает.
— Так что же, — потерянно спросил Захар, — выхода, выходит, нет?
Изотов рассмеялся и, оставив нас переглядываться, понес самовар на кухню — долить воды.
Он вернулся минут через десять.
— Выход, конечно же, есть. — Он последовательно наполнил нам стаканы. — Особенно в ситуации, когда нет тайн в завтрашнем дне. Ведь нам не обязательно вкладывать те небольшие средства, что приходят к нам в страну, внутри нашей страны. Правда, то, что я сейчас скажу — страшная крамола и признание, но только частичное, превосходства капиталистического способа производства. Так что принимать этот рецепт или нет — судите сами.
Захар весь подался вперед, зависнув почти над серединой стола, едва не спихнул самовар на пол. А я уже знал, что нам скажет Изотов, поэтому наоборот — откинулся на спинку стула.
— Но, прежде чем давать вам советы, я хотел бы задать вам несколько вопросов.
