Подходя к лаборатории «Электрических машин», где должна была начаться первая пара, мы успели обсудить: электронные сигареты, 3-D принтер, синий светодиод, Интернет, виагру — вызвавшую особенное веселье, электронные чернила, самовосстанавливающиеся краски и лаки, цифровой фотоаппарат (хотя мне казалось, что он уже должен быть известен) — Захар был в полном восторге, а я совсем забыл, что хотел сегодня же забрать документы.
Придя к выводу, что ничего из перечисленного нам «изобрести» не получится, Захар не впал в уныние, а решил стать вторым Жюлем Верном — написать несколько «горячих», как он выразился, романов. О том, как в мире победившего социализма находят применение все эти «блестящие штуки». Он надолго — почти на час погрузился в придумывание сюжета своей фантастической саги, а я и Зойка (немного опоздавшая на лабу) принялись соединять цветными проводами очередную схему запуска асинхронного двигателя с фазным ротором. Обычно Зойка вела тетрадь с результатами опыта, а мы с Захаром разбирались с коммутацией и снятием показаний, но сегодня Майцев был недееспособен, и мне пришлось одному возиться с переключениями режимов работы электродвигателя. Зойка хлопала своими длинными ресницами, обрамляющими васильковые глаза, и старательно выполняла единственную работу, на которую с запасом хватало ее интеллекта — распутывала и сортировала провода по длине и цвету: красные короткие — красные длинные, желтые короткие — желтые длинные, синие длинные — черные короткие.
— Ничего не получается, — пожаловался вдруг Захар. — Все уже было! Беляев писал, Толстой писал, Обручев писал, Абрамов писал, Казанцев, Орловский, а я не могу простенького сюжета придумать! Наверное, я бездарность!
Кое-кто за соседними стендами уже запустил свои сборки, и поэтому последнюю фразу ему пришлось проорать на всю аудиторию, пробиваясь сквозь шум разгоняющегося асинхронника.
— Ну что ты, Захаркин, — запричитала Зойка, уронив на пол и смешав в кучу разобранные уже провода, — ты же самый умный в группе. Ты, наверное, просто мало думал.
Она тоже была тайно влюблена в моего друга; любые его самоуничижительные заявления ранили ее в самое сердце. И хотя Захар ее в упор не замечал, считая чем-то вроде стенографической машинки, у которой всегда можно переписать пропущенную лекцию, надежды она не теряла и всячески опекала нашего порывистого отличника — как наседка пушистого цыпленка.
— Зойка, курица, посмотри, что ты наделала! — рыкнул я. — Разбирай теперь все заново! Мне как схему соединять-то?
— Не, парни, — сокрушался Майцев, — все-таки я бездарь. Даже простенького рассказа не выходит придумать, все какие-то нелепицы сочиняются. Бессвязные. Трах-бах, все победили. Скукота. Ладно, умер Максим, да и хрен с ним! Чего там со схемой?
Зойка, ползавшая по полу, подала нашему светочу свою методичку и вдвоем с ним мы закончили собирать схему запуска за десять минут. Резво сняли показания и за час до конца лабораторной работы посадили Зойку строить графики по получившимся результатам.
— Я решил бросить институт, — сообщил я Майцеву.
Он на несколько секунд задумался, потом согласно кивнул:
— Верно решил. Я тоже брошу. Только вот как с армейкой быть? Если туда идти, то два года потеряем по любому. А то и три, если вдруг законопатят куда-нибудь на Краснознаменный Тихоокеанский.
Я об этом уже успел подумать:
— Через Михалыча, — так звали Майцева-старшего, — не выйдет?
— Через папу? — Захар сделал круглые глаза. — Ты представляешь, какая статья будет в наших военных билетах? Можно на лбу написать «Сумасшедшие» — и то не так критично. Нам же потом даже дворниками никуда не устроиться! Только в совхоз на сортировку яиц и баклажанов.
— Ты всерьез думаешь работать на заводе, когда скоро будет происходить… вот такое? — Меня удивил его оптимизм. — Нет так нет. Тогда придется отрубить тебе левую руку. А мне ногу. В армию нам идти нельзя. Афганистан опять же. Говорят, оттуда не только на своих ногах приезжают.
— Руку? — Захар передернул плечами. — Бр-р-р-р… Не, уж лучше испортить себе бумажку, чем что-то отрубать. Только ты тоже пойми: вот приду я к отцу и что скажу? Папа, нам с Серым нужны белые билеты и мы решили бросить учебу, чтобы спасти мир? Тогда он точно освободит меня от армии. По своей доброй воле и отцовой озабоченности моим душевным здоровьем. Законопатит в свою психушку на пару месяцев с диагнозом «малопрогредиентная шизофрения» и «привет, галюники!»