– Ну и вырос ты, человек!.. Конечно, такое солнце, воздух!..
Как будто Глеб был не мальчиком, а помидором. Когда мама и папа приезжали вдвоем, они дома молчали и рано утром уходили на озеро. Как-то Глеб спросил бабушку:
– Баб, почему мама и папа молчат?.. Почему они не берут меня с собой на озеро?
Бабушка вздохнула:
– Видишь ли, Глеб, – она всегда называла его Глебом, беседуя с ним на серьезные темы, – они очень громко разговаривают, а у нашего домика тонкие стены.
– Понятно, – сказал Глеб (он понимал гораздо больше, чем предполагала бабушка). – Утром на озере никого нет. – И засмеялся: – Чудаки! Они не знают, что там живет эхо! Оно такое громкое – как ни говори, все услышат.
– Умница, – растрогалась бабушка, но тотчас же опомнилась: – Нельзя называть родителей чудаками, Глеб, и от кого ты услышал такое слово?
– Сам придумал, – сказал Глеб. Он не хотел выдавать дедушку Васю.
Дедушку Васю и Альму Глеб любил больше всех на свете. С ними ему было весело. Дедушка научил его кататься на финских санках, находить белые грибы. Хитрые, они так ловко прятались от людей! С дедушкой он ловил рыбу на озере, ходил купаться в море, дедушка рассказывал ему о войне, которая была очень давно, когда Глеб еще не родился, о партизанах и нередко изображал фашиста, а Глеб, яростно рыча, брал его в плен.
Альма, да что там говорить об Альме!.. Это была самая выдающаяся собака! Хотя Глеб слышал, как жена профессора из соседней дачи говорила, что Альма всего-навсего обыкновенная дворняжка!
Дворняжка!.. Да разве мог сравниться с Альмой профессорский боксер Том, который был так толст и ленив, что даже не хотел лаять. А у Альмы был звонкий, как колокольчик, голос, веселый, колечком хвост, коричневые с медом глаза.
Альма умела все. Она перепрыгивала через любой забор, делала стойку на голове, играла в футбол, отбивая передними лапами резиновый мячик или хватая его зубами.
Глеб видел, что многие собаки хотели познакомиться с Альмой, подлизывались к ней, нюхали ее, но Альма отгоняла всех. Она любила только дедушку Васю и Глеба.
Чем дальше шло время, тем больше нравилась Глебу жизнь в Комарове. Он видел, как белки перепрыгивали с одной сосны на другую, как зимой, после сильного ветра с моря, на берегу вырастали хрустальные ледяные дворцы, как весной расцветали бело-розовыми шапками вишни в саду, а осенью с тяжелым звоном падали на землю яблоки. Да, много еще видел и знал Глеб, чего не увидеть и не узнать городским детям, живущим среди скрежета трамваев, жирной копоти дыма и жалких стриженых деревьев.
Так рос и жил Глеб до пяти лет, пока не приехал из Москвы дедушка Кира. Глеб очень ждал его и очень волновался. Дедушка Кира был адмиралом, и Глеб воображал, что появится молодой, красивый военный, вроде тех, которые были у дедушки Васи в книге о войне, что на нем будет мундир с широким белым поясом, золотые погоны, ордена и медали. И вдруг приехал маленький, на голову меньше дедушки Васи, сухой, как печенье, старичок в пиджаке и брюках, говоривший таким тихим, простуженным голосом, будто он целый день просидел в погребе.
Глеб не понимал, почему бабушка Таня, смелая и громкая, оробела перед этим старичком, а дедушка Вася сгорбился, будто хотел стать с ним одного роста, но, конечно, это ему не удалось.
Сухой старичок, которого все называли Кириллом Петровичем, снял плащ, поздоровался, прошелся по комнатам, зачем-то пощупал обои, расставил у дедушки Васи на столе пепельницу, чернильницу, бокал для карандашей так, что они выравнялись, как солдаты на параде, и только после этого сел и начал говорить своим погребным голосом.
Глебу стало скучно, и он сказал:
– Бабушка, можно я пойду поиграю с Альмой?
– Собака? – опросил Кирилл Петрович. – Сколько лет? Порода? – Он спрашивал так, будто после каждого слова стоял не знак вопроса, а точка.
– Иди, иди, Глеба, – разрешила бабушка. – Мы позовем тебя к чаю.
Глеб побежал с Альмой до самого озера и обратно и услышал голос бабушки во дворе:
– Глеб, иди пить чай.
Когда Глеб открыл калитку, бабушка, понизив голос, сказала:
– Альму оставь во дворе.
– Почему? – не понял Глеб. – Я хочу, чтобы она познакомилась с Кириллом Петровичем.