Тане Строк
Папа спал, положив голову на плечо мамы, а она, крепко сжимая коленями сумку с продуктами, тоненько посвистывала носом.
«Ну и пусть спят, ну и хорошо! – подумала Тася. – А то начнут приставать: «Тася, ты, наверное, хочешь есть? Скушай пирожок с повидлом. Тася, отодвинься от окна, тебе надует. Тася, закутай горло шарфом». Пусть спят до самого Ленинграда».
Неужели они скоро будут там? Только шесть часов езды на автобусе, четыреста километров от Лопахина, а доехать не могут уже три года. Все собираются, да что-нибудь мешает.
Смешно, Тася родилась в Ленинграде и ничего о нем не запомнила. А как ей помнить, если ей всего два года исполнилось, когда они оттуда уехали. Где они потом только не жили: и в Баку, и на Украине, и на Волге. Папа – нефтяник. Где нефть, там и он. Мама – зубной доктор. Для нее работа всюду найдется, в каждом городе, даже в Москве. Но не может же она папу оставить! Ездит с ним всюду и жалуется: «Надоело мне по свету мотаться!.. Кочуем, будто цыгане. Осесть бы на месте, жить, как нормальные люди».
Когда Тася приехала в Лопахино, она ничего-ничегошеньки не знала. А чему тут удивляться? Она маленькая была, во второй класс ходила. А сейчас она может целую лекцию прочесть. Подумать только, у них в Лопахине на озере один островок, там, кроме камней, ничего нет. А Ленинград расположен на сто одном острове, и на каждом парки, дворцы, стадионы.
А еще в Ленинграде белые ночи. Папа рассказывал: чуть стемнеет, и опять светло. И у Пушкина в «Медном всаднике» Тася про это читала. Но Тася не понимает, как же ленинградцы могут спать? Она бы все ходила и смотрела, и непременно забралась бы на Исаакиевский собор. Оттуда весь Ленинград как на ладошке. Правда, башня телевидения еще выше, но туда, говорят, не пускают. И к Финляндскому вокзалу она бы поехала, где памятник Ленину на броневике. В самом вокзале стеклянный колпак, а под колпаком старенький паровоз с большой смешной трубой. На этом паровозе Ленин приехал революцию делать. Вот бы здорово хоть краешком глаза посмотреть на Ленинград.
В нынешнем году папа твердо сказал:
– Поедем, Тася, на майские дни. Меня приглашал Игорь Сотников, мы вместе в институте учились. Остановимся у Игоря. У него сын – твой ровесник, тебе не скучно будет.
Перед отъездом ребята надавали Тасе массу поручений. Оля Птицына просила, чтобы Тася пошла к памятнику Пушкину и положила букетик фиалок. Костя Карамышев сказал, чтобы она прислала из Ленинграда письмо, ему во как нужно иметь марку с ленинградским штемпелем. Шурка рыжий потребовал:
– Ты, Таська, не поленись, зайди в зоосад, передай от меня лично привет Чапу.
– Какому еще Чапу?
– Темная личность!.. Не знаешь, что там в зоосаде жирафенок родился, его Чапом назвали. Ему уже три месяца. Он большой и самостоятельный. Жирафы не то что люди – быстро растут. Интересно, он, наверное, по Африке скучать не будет... Что ему Африка? Его родителям – другое дело.
И вот Тася едет в Ленинград. Мчится «Икарус», выбрасывая из-под тяжелых колес фонтаны воды. Промелькнул мимо аэропорт. Проснулись папа и мама. Папа снял с проволочной сетки чемодан, мама взяла сумку с продуктами.
– Выбросите нас у парка Победы, – попросил папа водителя.
Тормозит автобус. Мама, папа и Тася выходят на широкую, просторную улицу. Идет дождь со снегом. Ветер рвет флаги с домов.
– Ну и погодка, чисто ленинградская, – бормочет папа. – Должно быть, Ладога тронулась.
А Тасе весело, она не замечает ни дождя, ни снега: Тася в Ленинграде.
Папа достает из кармана записную книжку и читает:
– Дом номер сто пятьдесят два, корпус первый, третий подъезд, четвертый этаж, квартира тридцать семь.
Тася поднимает голову, смотрит на дом, возле которого они остановились, и видит на металлической дощечке под колпачком цифру «156».
