И так всякий раз. Бутерброд — без горчицы… Порции — или слишком большие, или слишком маленькие…
Мелочи, которые в жизни встречаются на каждом шагу — но именно это отличает мечту от реальности. И спящий начинал испытывать тревогу и раздражение. Обворожительная блондинка улыбается, показывая почерневшие гнилые зубы, а изо рта у нее исходит зловоние… Темноволосая красавица изгибается в сладострастном танце, сбрасывает платье… Ее роскошное тело покрыто отвратительными язвами и нарывами…
И так далее, в том же духе.
Конечно, сны Дженкинса трудно было назвать возвышенными. Но в его мечтах не было ничего извращенного. Зная о том, что происходит, Граймс испытывал нечто вроде угрызений совести. Благодаря стараниям Мэйхью, они лишались всякой привлекательности.
Вот он, вырвавшись из объятий похотливой ведьмы, бежит, бежит… И наконец останавливается. Перед ним зияет черная бездонная пропасть. Он стоит на краю, пошатываясь, объятый стыдом и страхом, а с небес на него грозно взирают божественные создания, так почитаемые его женой. Он вздрагивает, делает шаг — и вот уже скользит вниз, тщетно цепляясь руками за траву. Хрупкие лепестки рвутся, он неотвратимо катится к пропасти, срывается и падает, падает…
В холод и пустоту…
Он падает в холод и пустоту, в бездну, которая разверзлась под его ногами, и это Абсолютное Ничто хуже Ада, которым его столько раз пугала жена…
Он падает в холодную черную пустоту. В его руках — его последняя надежда, последняя ниточка, которая может вывести его в знакомый мир, его единственный друг. Больше неоткуда ждать помощи — кроме как от этой изогнутой спицы в его руках. Но что она может нащупать в этой пустоте? И она покачивается в его руках — холодная, безжизненая…
И вдруг спица вздрагивает. Она чуть поворачивается в руке — и вот ее острый кончик указывает туда, где среди кромешной тьмы уже можно различить тусклую белесую звездочку. Она растет, она разгорается все ярче и ярче — и вот впереди сияет серебряное солнце, а вокруг него плывет прекрасная планета, где в зеленых садах гуляют красивые женщины, а под деревьями, чьи ветви гнутся под тяжестью налитых плодов, стоят столы, уставленные изысканными яствами…
— Но это не Лорн, — тихо проговорил Граймс.
— Это не Лорн, — эхом отозвалась Соня.
— Лорн, — торжественно произнес Мэйхью, — эта планета называется Лорн. Прекрасный мир, который открыт для Вас… Спица в Ваших руках уже не вращается. Она указывает Вам путь, как стрелка компаса. Она указывает на эту планету… Вы пересекаете черную пропасть… Из пропасти сна Вы перебрасываете мостик в реальность, нужно лишь следовать за рамкой… она ведет Вас, влечет, тянет…
— Куда она его влечет? — прервал Граймс.
— Как это «куда»? — отозвался Мэйхью, и на его губах появилась лукавая улыбка. — На Лорн, конечно! У него чрезвычайно сильные сновидения.
Внезапно и резко завыла сирена, и опять — буква «А» кодом Морзе… В который раз…
За иллюминатором сияла звездной россыпью Линза Галактики, а справа, закрывая собой все небо, белел Лорн, похожий на комок жемчужной ваты. Сквозь разрывы облачного покрова угадывались знакомые очертания континентов. Суинтон так опешил, что запустил вспомогательные двигатели без предупреждения, чтобы не проскочить устойчивую орбиту. Все, кто не успел занять компенсаторные кресла, попадали на пол. А в динамиках межкорабельной связи надрывался странно знакомый голос:
— «Стар Фейрер» — неизвестному судну! «Стар Фейрер» — неизвестному судну! Отзовитесь! «Стар Фейрер» — неизвестному судну! Немедленно отзовитесь! Назовите себя!
Рэнфрю судорожно крутил ручки настройки, пытаясь поймать видеосигнал. Всегда лучше видеть собеседника — вне зависимости от его намерений. Граймс приподнялся и посмотрел на матовую полусферу масс-индикатора. Так и есть. Небольшая яркая искорка — чужое судно — быстро приближалась к центру. Через несколько минут расстояние будет достаточным для устойчивой видеосвязи.
— Назовите себя! — продолжал надрываться динамик.
Граймс взял микрофон и спокойно произнес:
— «Дальний поиск». Вспомогательный корабль Военно-Космического Флота Конфедерации Миров Приграничья. Назовите себя.
