– И это тоже.
– И вы называете это Богом? Нет, это человеческое. Только человеческое.
– А моя молитва? Одновременно с вашей? Над вашей?
– Быть может, есть жизненная энергия, перетекающая из одного тела в другое? Вы дали мне вашу жизненную энергию.
– В общем, вы пытаетесь объяснить эту ночь только нашими усилиями, вашими и моими?
– Да, сестра, я вижу нас парой.
– Не шутите. Я могу лишь констатировать, что вы неблагодарный человек, прячущийся за гипотезами и сослагательным наклонением, чтобы не предстать перед Богом и не возблагодарить Его.
Сестра Люси сказала это без гнева и без горечи. Глубоко убежденная в том, что в ту ночь лихорадки произошло чудо, она просто терпеливо ждала, чтобы и он это признал. Она знала, что истина непреложна, но этой истине требовалось время, чтобы пробиться в столь неподатливый ум Адольфа Г.
– Однако же, Адольф, если все было лишь человеческим усилием в ту ночь, как вы объясните, что это удалось? В таком случае то же желание жить и та же энергия должны одерживать верх во все ночи на всех больничных койках.
– Сестра Люси, вы зовете божественным все, что удается, а что не удается – человеческим.
Она засмеялась. Ей, в сущности, нравилось упрямство Адольфа – оно давало неистощимую пищу их беседам. Нашлось бы у них так много тем, будь они во всем согласны друг с другом?
– Вы не хотите верить в Бога, потому что слишком горды, чтобы испытывать благодарность.
– Горд, я? Наоборот. Я думаю, что слишком мало значу, чтобы Бог обо мне беспокоился.
– Все люди одинаково много значат в глазах Бога. Он заботится о каждом.
– Вот как? Тогда ему надо почаще наведываться на фронт. Солдаты агонизируют иногда целыми днями, пока смерть – или санитар – не подберет их. В вашего Бога, сестра Люси, мне трудно поверить на этой войне. Не думал я, что он такой кровожадный.
– Это люди воюют между собой. Только они. Не вмешивайте сюда Бога, пожалуйста.
Она была права, Адольф знал это и сам постоянно об этом думал. С самого начала конфликта он вел подсчет отличиям людей от животных и пока насчитал три: табак, алкоголь и война. Три способа убить себя побыстрее. В сущности, человек отличался от животного нетерпеливым стремлением к смерти. Однажды сестра Люси напомнила ему еще одну черту человека: смех. И Адольф в кои-то веки согласился с ней. Только люди испытывают эту неодолимую потребность смеяться друг над другом.
– Вы уже лучше ходите.
– Да. Скоро я буду настолько здоров, что меня снова отправят на поле боя. Благодаря вам, сестра Люси, я вернусь в строй и стану весьма презентабельным покойником.
Сестра Люси прикусила палец.
– Не говорите так. Как бы мне хотелось, чтобы вы остались здесь!
Он посмотрел на нее с нежностью:
– Столкните меня с лестницы… Сбросьте с башни.
Она улыбнулась, словно успокоенная абсурдностью его предложения:
– Не искушайте меня.
Он рассмеялся. Она тоже.
Он крепче оперся на ее руку.
– Вы же знаете, что, когда я поправлюсь, мне будет грустно возвращаться на фронт, но еще грустнее расстаться с вами.
– Такова участь сестер милосердия и выздоравливающих. Пережить вместе наполненные часы и больше никогда не увидеться, – сказала она нарочито весело.
– Пережить вместе наполненные часы и больше никогда их не забыть, – поправил Адольф.
Взгляд сестры Люси затуманился. Ее губы задрожали.
– Никогда. Я тоже никогда не забуду, Адольф.
– Бог – это ведь проблема имени. Надо ли давать имя исцелению? Сомневаюсь. Зато я могу назвать то, что вы дарили мне с первого до последнего дня и в ту страшную ночь, – это была любовь.
Сестра Люси отвернулась, чтобы скрыть волнение:
– Любить – мой долг.
– Это я уже понял. И мой тоже. Я люблю вас, сестра Люси.
Сестра Люси вздрогнула:
– Я люблю вас, Адольф.
Слова медленно проникали в них. Они были уже не так одиноки в этом мире. Ночь казалась теперь не такой необъятной, не такой непроглядной.
Колокол столовой рассыпал свой тонкий звон.
– Вернемся. Обопритесь на меня.
Они шли, прижавшись друг к другу, так слаженно, так гармонично, что им казалось, будто в эту минуту, как и в предшествующем ей молчании, два их тела слились в одно.
Когда они вошли в ворота, в разлучающий желтый свет, сестра Люси, перед тем как исчезнуть, шепнула на ухо Адольфу:
