У Лилии со спортсменом случилась настоящая страстная любовь на берегу моря. По-взрослому, вот так-то. Она полчаса вываливала подробности душераздирающей любви, вплоть до минут, точно сценарий писала. Должен признать — что-то в этом было, что-то волнующее.
Я ведь серьезно подозревал, все ли у меня в порядке. С точки зрения психической, прежде всего, потому что эти отклонения начинаются в голове. Физиология только подчиняется. Да, я серьезно думал, не гей ли я. Женское воспитание, раз. Никакой тяги к спорту и прочим увлечениям под «гормоном риска», два. Девчонки меня занимали, да. Но с ними мне хорошо просто болтать, три. Это самое главное. Даже после поцелуев с Лилией у меня ничего не колыхнулось, никаких там тугих узлов внизу живота и прочего, что говорило бы о возбуждении. Единственное, что утешало, представители моего пола тоже нисколько меня не волновали.
Когда Лилия, сидя верхом на скамейке, в красках живописала все эти песчинки на коже и мускусный запах (боги мои, мускусный запах! Она так и говорила), я вдруг задышал чаще. Глупость, конечно, несусветная.
Пылкая любовь их за одно лето перезрела в яростные ссоры и финальное расставание, и ничего-то родители Лилии не заметили.
— Я к экстрасенсу ходила, — сказала она, опустив руку в пакетик с арахисом и там оставив. — Такая милая женщина. Спросила меня: хочешь его приворожить? А я ей: нет, лучше избавьте меня от привязанности. Тогда она включила магнитофон. Застучали барабаны. Я лежала на таком коврике, который как будто из травы сделан. Да, циновка. А она закурила благовония, приказала дышать «по-собачьи» и представлять, что он уплывает вдаль на лодочке. Я сразу стала отключаться… Знаешь, как это называется? Холотропное дыхание. Метод гипноза.
— Помогло? — спросил я.
— Пока непонятно, — ответила она и вынула наконец орешек из пакета.
Лицо ее было нечистым, но все еще красивым, и даже по-новому притягательным от темного женского знания. Видимо, я входил в курс терапии. Потому что Лилия вдруг спрыгнула со скамейки и изменившимся деловитым тоном осведомилась, к кому мы пойдем. Можно к ней, у нее никого не будет дома до шести часов.
Мы ехали в полупустом автобусе. Какой-то дылда, усыпанный перхотью, дышал на нас выпитым ранее, то и дело оборачивался и спрашивал, не проехал ли он библиотеку технологического института. Волнение, проснувшееся во время ее рассказа, улетучилось. Я смотрел в окно и боялся, что не смогу вернуть приятную зыбь телу, с которой все и начинается. Лилия молча смотрела вперед. Наверное, она думала об океане, досках для серфинга и низком двухместном автомобиле на бешеной скорости.
Ей было все равно. Это я понял, когда она достала из ящика почту. Вряд ли девчонка вспоминает о почте, если ей предстоит уединиться с кем-то, кто ее возбуждает. Мне бы уйти, честное слово. Не знаю, зачем я поднялся. Самое смешное, что по лестнице она шагала уже не как Мэрилин Монро. Как обычная шестнадцатилетняя девчонка, которую никто не видит, а значит, нечего и выделываться. Она даже не особенно смутилась, когда сняла ботинки и обнажилась разбегающаяся стрелой прореха на чулке.
Я не люблю чужие дома. Вместо всех этих слащавых восторгов по поводу вкуса хозяев думаю, что тут выбросить, чтобы дышалось легче. Из квартиры Лилии я бы с удовольствием вынес жуткий восточный диван на полкомнаты. Правда! Глядишь, и люди стали бы чуть более энергичными. Ведь о чем еще думать, если ты каждый день видишь огромный диван — короля диванов! — так и манящий лечь и не вставать? «Тысяча и одна ночь» какая-то. Я не знал родителей Лилии, но подозревал, что они довольно толстые и ленивые. И дочка будет такой же. Пока ее спасает буйный обмен веществ, но это ненадолго. Вот такой я отвратительный гость. Меня нельзя приглашать в дом, знаю.
Лилия не повела меня в свою комнату. Демонстративно закрыла дверь, над которой висели полые китайские трубочки. Это тоже неприятно задело, как будто у нее от меня секреты. Думаю, мы начали раздражаться друг другом уже на первой минуте. Она погрузилась в мягкий диван, ноги задрались выше головы. И вправду похудела в этом кемпинге. Кожа да кости. Если бы можно было сказать о девчонке «постарела», я б сказал!
