В 1630 г. по поводу казни боярина Карамышева в Черкасске казаки писали царю: «Мы, Государь, неотступники, неизменники и нелакомцы: служим тебе, Государю, верно… Государь! если мы тебе и всей земле русской ненадобны, — не воспротивимся: Дон реку от низу и до верху и реки запольные, от самых украинных городков, крымцам и ногайцам очистим и с Дону, если укажешь, сойдем»>{260}.
В1632 г. по поводу требования принести присягу Москве на верность службы казаки писали: «Крестного целования на Дону, как и зачался Дон казачьи головами, не повелось; при бывших государях старые казаки им, государям, неизменно служивали не за крестным целованием; в которое время царь Иван стоял под Казанью и по его государеву указу атаманы-казаки выходили с Дону и с Волги и с Яика и с Терека и атаман Сусар Федоров и многие атаманы — казаки ему, государю, под Казанью служили — не за крестным целованием».
Отписка казаков 1637 г. по поводу взятия Азова, полная чувства искренности и поэтических красот:
«Пошли мы под град Азов с великия скорби, помня свое крещение и святыя Божия церкви и свою истинную крестьянскую (христианскую) веру… и пошли, государь, мы под тот град Азов, все утвердишеся сердцами своими единомышленно и поболев душами своими о нашей крестьянской вере, и его осадили, апреля в 21 день… и тот град мы взяли июня в 18 день и тех бусурманов, азовских людей, под меч подклонили и всех за их неистовство побили… И Божиею, государь, милостию и Пречистый Богородицы помощию и святого славнаго пророка и предтечи крестителя Господня Иоанна умолением посольских людей на колодах пронесло мимо града на низ в наши таборы с их изменничьи грамоты и мы, государь, не утерпе сию измену и за то волшество их, что стоя под Азовом терпим голод великой и всякия нужныя скорби, того турскаго посла Фому Кантакузина со всеми его людьми побили до смерти»…>{261}
Песня, сложенная, по преданию, самим Степаном Разиным в 1671 году.
Схороните меня, братцы,
Между трех дорог.
Меж Московской, Астраханской,
Славной Киевской;
В головах моих поставьте
Животворный крест,
А в ногах моих положьте
Саблю вострую.
Кто пройдет или проедет —
Остановится,
Животворному кресту он
Тут помолится,
Моей сабли, моей вострой
Испугается:
Что лежит, мол, вор удалый,
Добрый молодец,
Стенька Разин, Тимофеевич
Воззвание атамана Кондратия Булавина к казакам в 1707 г.: «Всем старшинам и казакам за дом Пресвятыя Богородицы, за истинную христианскую веру и за все великое войско Донское, также сыну за отца, брату за брата и другу за друга стать и умереть за одно! Зло на нас умышляют, жгут и казнят напрасно, вводят в эллинскую веру и от истинной отвращают. А вы ведаете, как наши деды и отцы на всем Поле жили и как оное тогда крепко держалось; ныне же наши супостаты старое наше Поле все перевели и нивочто вменили и так, чтобы нам его вовсе не потерять, должно защищать единодушно и в том бы все мне дали твердое слово и клятву»>{263}.
Таких образцов письменности в материалах для истории Дона очень много. Язык этих документов, как сами могут убедиться читатели, с письменными памятниками Москвы XVI и XVII вв. имеет мало общего. Это язык древних новгородцев.
В верховых станицах преобладает говор на я и на ша: чаво, яво, ишшо и ишто, штобы, няльзи, табя, сабя, мяня, братишша, дружишша, переходящий ниже, во 2-й и 1-й Донские округа, в более смягченный: чиво, иво, тибе, сибе, мине, он говоря, пиша, читая (читает), ходя, едя, бегить и др. Далее, в низовьях Дона и по Донцу в говор казаков начинают уже примешиваться слова малороссийские, занесенные туда запорожцами и малороссийскими черкасами, часто с мягким выговором на ми и ви (мы и вы). Также появляются и малороссийские фамилии казаков, с позднейшим прибавлением окончания на ов, а также на ий и ич: Трофименков, Абраменков, Филенков, Ханжонков, Сидоренков, Гайдамаченков, Тимощенков, Савченков, Панченков, Лехницкий, Крупницкий, Луковский, Вансецкий, Венцович, Балашевич, Облакевич и др.
Вообще на Дону чуть ли не в каждой станице или в каждом районе в простонародье имеется свой особенный говор, отличный от великороссийского. Но несмотря на все это, по всему Дону, от верху и донизу, красной нитью проходит по станицам и хуторам говор новгородский, чистый и звучный, как и бросающийся в глаза самый тип этого элемента казачества, его домовитость и закоренелый консерватизм, удерживающий с поразительной стойкостью древние обряды и обычаи, а также и религиозные мировоззрения в виде старообрядчества и разного рода сектантства.
