До сих пор он слепо верил в своё счастье. Но если Верцингеториг с войском вырвется из осаждённой Алезии, — всё пропало. Восстание затянется надолго, а его враги в Риме, пользуясь тем, что народ устал от войны, сумеют погубить его. Цезарь сжал обеими руками голову. Может быть, не следовало вообще предпринимать этот поход в Галлию?
Он встал и прошёлся по палатке. Тишина спящего лагеря нарушалась только голосами перекликающихся между собой часовых, завыванием ветра, да шумом осеннего дождя… Воспоминания о прошедших годах нахлынули на него с необычайной силой. Вот уже шесть лет, как он оторван от привычной римской жизни, друзей, городских удовольствий…
Он, один из самых модных щеголей Рима, известный своей изнеженностью и слабым здоровьем, несёт вместе с солдатами все тяготы походной жизни, ест грубую пищу. И ради чего всё это? Неизвестно даже, удастся ли ему сохранить за собой командование римской армией в Галлии, той армией, которую он сам создал и преданности которой он добился с таким трудом? Вместо жалких четырёх легионов, которые он получил, отправляясь в Галлию, у него теперь тринадцать отборных легионов, закалённых в жестоких боях с храбрым и суровым врагом. На что они ему? Не проще ли было остаться в Нарбонской Галлии и вести полную удовольствий жизнь, которой обычно живут в своих провинциях римские наместники? Управляя Предальпийской и Нарбонской Галлией, можно было даже скопить значительную сумму денег, расплатиться с долгами и по окончании наместничества вести в Риме привычную жизнь богатого и знатного человека. Нет! Он поступил правильно. Оставаясь в Провинции, он не имел бы предлога увеличить число своих легионов. Что ждало бы его по окончании пятилетнего срока управления Провинцией? Жалкая судьба обжоры Лукулла.
Некогда всесильный наместник на Востоке, Лукулл, вернувшись в Рим, мог удовлетворять своё честолюбие, только задавая неслыханно роскошные пиры своим друзьям. Его, Цезаря, не удовлетворят паштеты из соловьиных языков. Он всегда стремился к власти. Поэтому он и не остался в Риме после своего консульства, как это сделал Помпей. Лучше быть первым в деревне, чем вторым в Риме. Но… все «деревни» зависят от Рима, значит, нужно стать первым в столице.
Власть в Риме сейчас может дать только армия. Это уже не те воины, которые когда — то отразили Пирра, воевали с соседями, защищая свои дома и стремясь захватить побольше земли для обработки. Солдаты теперь пойдут только за таким полководцем, который имеет возможность щедро награждать их. Он вынужден был разграбить Галлию. Пусть часть галльской знати отшатнулась от него. Зато огромные средства стекаются в его военную казну. Каждый римский солдат в Галлии получил от него большие денежные подарки и рабов. Об этом он, конечно, не будет писать в своей книге. Не нужно, чтобы его враги узнали истинную причину восстания галлов и обвинили бы его в жадности. Пусть вся Галлия охвачена восстанием. Его легионы преданы ему и пойдут за ним хоть на самый Рим. Правда, сейчас галлы поставили его армию в опасное положение. Но не ему, Цезарю, бояться опасностей! Без риска всё равно не достичь господства в Риме…
Цезарь снял нагар с начавшего коптить светильника. Снаружи слышался однообразный шум дождя. Внезапно раздался оклик часового, стоявшего у входа. Дверь в палатку распахнулась, и пламя светильника испуганно метнулось в сторону. Высокая тёмная фигура появилась на пороге. Цезарь узнал командира одного из легионов — Марка Аристия.
— Ну и погода! — воскликнул Аристий, снимая плащ и стряхивая с него капли воды, — хуже не придумаешь! Ходил смотреть, не размыло ли валы, и зашёл к тебе, увидев свет. Ты всё пишешь?
— Нет, просто размышляю, — улыбнулся Цезарь.
— Положение у нас действительно скверное. Есть о чём подумать, — согласился Аристий. — Но каков этот Верцингеториг! Замечательный организатор и полководец! Я должен признаться, что опасаюсь за исход войны.
— Бессмысленные страхи! — пожал плечами Цезарь. — Что могут сделать нам эти жалкие дикари? Подумай, у нас превосходная техника, дисциплинированная армия.
