Казалось, со дня основания Рима никогда ещё не было такого ликования. Войска консула захватили невиданно богатую добычу. Даже привычные к таким пышным зрелищам римляне были изумлены. Первого дня триумфа едва хватило на то, чтобы провезти на 250 повозках все произведения искусства, статуи и картины, захваченные у неприятеля. На следующий день везли оружие, доставшееся победителям: золочённые щиты и длинные македонские копья — сариссы, оружие фракийцев и конскую сбрую, мечи, панцыри, шлемы… Дальше следовали 3 тысячи человек, нёсших 750 сосудов, наполненных серебряными монетами. В каждом сосуде было по 3 таланта — около 80 кг серебра. Поэтому каждый сосуд несли 4 человека. 750 воинов пронесли богато украшенные, тонкой работы чаши и вазы. Последний, третий день триумфа должен был быть самым интересным и блестящим.
Как только под грозный марш и крики толпы прошли войска, вслед за ними двинулись юноши в праздничных, богато расшитых одеждах. Они вели 120 белых быков, предназначенных для жертвоприношения. Их сопровождали мальчики с золотыми и серебряными сосудами для жертв — патерами. За ними шли люди, которые несли 77 сосудов с золотыми монетами, по 3 таланта золота в каждом.
Толпа ожидала самого интересного зрелища: пленников, идущих перед колесницей триумфатора.
Вот, наконец, пронесли священную чашу из золота, украшенную драгоценными камнями, предназначавшуюся в дар Юпитеру, и из — за поворота улицы показалась вереница пленных. Они шли, понуря головы, с унылыми, скорбными лицами. Среди них были женщины и совсем маленькие дети, взятые в плен вместе с родителями. Толпа стихла. Слышалось только бряцание цепей: все пленники были в оковах. Но вот снова оглушительно грянули торжественные крики: римляне увидели в толпе пленных царя Персея. Казалось, он был настолько погружён в свои горестные размышления, что, совершенно ничего не видел вокруг себя. Рядом с ним шли его дети: два мальчика и девочка. Они были ещё слишком малы, чтобы понимать происходящее вокруг, и только пугливо озирались по сторонам, удивлённые громкими криками и огромным стечением народа. Македонский царь уже скрылся за поворотом, когда показались ликторы — телохранители консула — с пучками прутьев, обвитых лавровыми ветками. За ними двигалась золотая триумфальная колесница, запряжённая четвёркой белых коней.
Консул Люций Эмилий Павел, согласно обычаю, сидел в кресле, а сзади него стоял государственный раб, который держал над его головой золотой венок, украшенный драгоценными камнями. Консул был в пурпурном плаще, затканном золотыми пальмовыми листьями. В одной руке он держал жезл из слоновой кости, украшенный золотым орлом, а в другой — лавровую ветвь. Лицо триумфатора было выкрашено ярко красной краской. Древние говорили, что это делалось для того, чтобы не было видно, как выступала краска радости от оказанных ему почестей. Раб, державший венок, время от времени выкрикивал, обращаясь к триумфатору: «Не гордись! Помни, что ты только человек!» К колеснице были привязаны звонок и бич, которые должны были напоминать триумфатору, что судьба переменчива и, несмотря на сегодняшние почести, в будущем он может подвергнуться самым суровым наказаниям (звонок в Риме вешался на шею осуждённым на смерть). Несмотря на эти мрачные напоминания, лицо полководца выражало нескрываемую гордость.
— Странно, что солдаты не поют песен, прославляющих полководца, — говорил в толпе человек в грубой некрашеной тоге простолюдина.
— Ещё бы, — отвечал ему сосед в коротком военном плаще, — едва ли найдётся другой полководец, которого бы так ненавидели воины. Ради сегодняшнего триумфа каждому рядовому воину дали по сто денариев. Триумфатор выдал бы им втрое больше, если бы они согласились прославлять его, но они даже не хотели сначала участвовать в его триумфе.
— Как могло случиться, что воины были против участия в таком почётном для них шествии? — удивился человек в тёмной тоге, вероятно, приезжий крестьянин, незнакомый с последними городскими новостями.
— Ты же знаешь, что право праздновать триумф предоставляется победоносному полководцу сенатом, — начал своё объяснение человек в военном плаще, очевидно, бывший воин. — Получивший это высокое отличие до конца дней своих носит почётное звание императора. Вот почему решение сената должно утверждаться народным собранием. Чтобы полководец, пользуясь своей военной властью, не мог через подчинённых ему воинов влиять на решение народного собрания, он должен распустить свою армию и сам, до решения вопроса о триумфе, находиться вне черты города. Воины Эмилия Павла также были распущены по домам и получили право участвовать в народном собрании. Аристократы думали, что решение сената о триумфе, как всегда, легко будет утверждено народом. Но когда народные трибуны внесли предложение утвердить постановление сената, мы решили показать аристократам, что победа — дело рук не только полководца. Ведь битвы выиграны нашими мечами, и только воины должны решать, достоин ли полководец почестей. Пусть он не ждёт нашей благосклонности, если он её не заслужил.
