Гилакс из породы волкодавов охранял кроткого ягненка. Его увидел Ликод, как и он, мордой, ушами и шерстью больше похожий на волка, чем на собаку, и бросился на него.
— Волк, — крикнул он, — что ты делаешь с этим ягненком?
— Сам ты волк! — отвечал Гилакс. (Обе собаки обознались.) — Убирайся! А не то придется тебе иметь дело со мной, его защитником!
Но Ликод старался силой отнять у Гилакса ягненка, а Гилакс старался силой его удержать, и бедный ягненок — ну и защитники! — был разодран на куски.
Зевс послал лягушкам нового короля: вместо мирной колоды прожорливую водяную змею.
— Ты ведь наш король! — кричали лягушки. — Почему же ты нас глотаешь?
— Потому, — отвечала змея, — что вы обо мне молили Зевса.
— Я его о тебе не молила! — крикнула лягушка, которую змея уже пожирала глазами.
— Ах, не молила? — сказала водяная змея. — Тем хуже! Тогда мне придется тебя проглотить, потому что ты его обо мне не молила.
Много лет тому назад одной лисе случилось найти актерскую маску с широко раскрытым ртом и пустую внутри.
— Вот так голова! — сказала лиса, разглядывая маску. — Без мозгов, а рот открыт! Сразу видно, голова болтуна!
Эта лиса хорошо знала вас, ораторы, вечные говоруны, наказанье для слуха, невиннейшего из наших чувств!
Ворон унес в когтях кусок отравленного мяса, который обозленный садовник подложил кошкам своего соседа.
И только он сел на ветку старого дуба, чтобы склевать свою добычу, как снизу подкралась лиса и крикнула ему:
— Будь благословенна, о птица Юпитера!>{162}
— За кого ты меня принимаешь? — спросил ворон.
— За кого я тебя принимаю? — удивилась лиса. — А разве ты не тот могучий орел, посланец Зевса, который, что ни день, слетает на этот дуб, чтобы накормить меня, ничтожную? Зачем ты прикидываешься? Разве не вижу я в победоносных когтях твоих того дара, который твой бог вновь послал мне с тобою за мои молитвы!
Ворон был удивлен и немало обрадован, что его принимают за орла. «Уж не буду, — подумал он, — выводить лису из этого заблуждения». И, с глупым великодушием выпустив из когтей свою добычу, он гордо поднялся в воздух и улетел.
Лиса со злорадным смехом поймала мясо и тут же сожрала его. Но вскоре радость ее сменилась болью. Яд подействовал, и она издохла.
Пусть бы и вам никогда не добыть своей лестью ничего, кроме яда, проклятые подхалимы!
— Ах, я несчастный! — жаловался скряга своему соседу. — Этой ночью кто-то вырыл сокровище, которое я закопал в саду, а на его место положил вот этот камень, будь он трижды проклят!
— Да ведь ты бы все равно не воспользовался своим сокровищем, — утешал скрягу сосед. — Вот и вообрази, что этот камень и есть твое сокровище; тогда ты будешь не беднее, чем был.
— Я-то, может, и буду не беднее, чем был, — отвечал скупец, — да ведь другой стал насколько богаче! Ах, насколько он стал богаче! Вот что приводит меня в бешенство!
Лиса видела, как ворон обкрадывает алтари богов и питается жертвоприношениями. И она призадумалась: «Хотела бы я знать, потому ли ворон делит с богами жертвы, что он вещая птица, или потому его считают вещей птицей, что у него хватает наглости делить жертвы с богами».
Овца натерпелась обид от других животных и явилась к Зевсу просить, чтобы он облегчил ее участь.
Зевс выслушал ее благосклонно и ответил:
— Вижу я, мое кроткое создание, что я сотворил тебя чересчур беззащитной. Так выбирай же сама, как мне лучше исправить эту оплошность: вооружить ли тебя острыми зубами и острыми когтями?
— Ах, нет, — сказала овца, — я не хочу иметь ничего общего с хищниками!
— Тогда, может быть, — продолжал Зевс, — сделать твою слюну ядовитой?
— Ах, нет, — возразила овца, — ведь ядовитых змей все так ненавидят!
— Тогда я, пожалуй, украшу твой лоб рогами!
— Ах, нет, мой добрый творец! А то я еще стану такой же бодливой, как козел!
— Да ведь так и так, — сказал Зевс, — тебе придется самой наносить вред, если хочешь, чтобы другие боялись тебе повредить.
— Ну, тогда уж, — вздохнула овца, — оставь меня такой, как я есть. Ибо возможность наносить вред, боюсь я, возбуждает желание вредить. А уж лучше терпеть несправедливость, чем ее совершать.
