— Мрачновато, не правда ли? — спросил я девчонок.
Было уже около восьми часов, и октябрьский вечер густел и переходил в следующее фазовое состояние с понижением температуры. Листья над нашими головами звонко осыпали пощечинами игривый ветерок, а он, прохлаждаясь, все пытался дорвать пестрые по осенней моде платья деревьев.
Ни одно окно в маленьком особнячке не горело.
— А где же все люди? — почему-то шепотом спросила одна из наших дам.
— Так все уже, кроме моей супруги, переехали, — галантно, распахнул дверцу машины Батюшка.
— И не страшно ей?
— А чего бояться? Алкашей, что ли?! — я засмеялся, отхлебнув из початой бутылки сухенького.
Свет на лестнице не горел принципиально, и мы поднимались, мерцая быстроживущими спичками. Десятиклассницы о чем-то зашушукались.
— Романтика! — хохотнув, попытался приободрить их Княже.
Наконец, мы остановились у старинной двустворчатой двери.
— Квартира N12, - прокомментировал я, — откольнейший адрес: «8-12», столько бутылка хорошего коньяка стоит. Кубик, ломаем!
Мы с Батюшкой навалились на одну из створок, а Кубик, минуты три поковырявшись перочинным ножичком, на удивление профессионально испортил замок. Дверь приоткрылась.
— Тебе не в политех, тебе в воровскую академию надо было! — засмеялись все.
И в этот момент дверь, как бы сама собой, вновь захлопнулась.
Хохот моментально стих. Мы переглянулись, а когда Княже зажег очередную спичку, стали видны бледные рожицы десятиклассниц.
— Мистика, — сказал Батюшка и потянул за ручку. Дверь лишь слегка дернулась, словно кто-то держал ее изнутри.
— Благодатью твоей спаси нас, Господи всещедрый! — и Батюшка, осенив себя почему-то католическим крестным знамением, что есть сил потянул дверь.
Святой истинный крест и тупая сила всегда помогают: дверь распахнулась и на нас вылетело нечто темное, опасное!
Мне щеку расцарапало, кто-то лишился части волос, остальные отделались акустическим шоком.
Я как раз зажег очередную спичку, и мать Ирина предстала глазам собравшихся на лестничной площадке в полной красе, если не обращать внимания на набедренную повязку, едва прикрывавшую срам.
— Иринка! Какими судьбами?! — обрадовались мы с Кубиком. — Разве ты дома?!
— А ну, вон все отсюда! — прорычала взбешенная красавица, свирепо толкаясь. В квартире за ее спиной было тоже темно.
— Батюшка, Княже, успокоить! — четко скомандовал Кубик и, подмигнув мне, подхватил одну из десятиклассниц. — Пойдемте, девчонки, выкурим по штучке, сейчас все будет в норме…
Я тоже спустился на этаж ниже.
Действительно, уже минут через пять голос Иринки зазвучал гораздо менее грозно:
— Эй вы там, подымайтесь…
В квартире уже горел свет. Правда, только в большой комнате, где Батюшка и Княже несколько удивленно созерцали сидевшего в кресле у окна парня. Мы с Кубиком опять весело переглянулись, и мне показалось, что надо с ходу определять отношения:
— Дима! — я дружески протянул ладонь.
— Саалинс, — неразборчиво ответил парень на мое рукопожатие.
Княже и Батюшка последовали моему примеру. Правда, потом они, под неблаговидным предлогом вызвав меня в коридор, поинтересовались:
— Ты не расслышал, как его зовут?
Я отрицательно мотнул головой.
— Еду-то готовить или как? — уже полностью одетая Иринка дружески ткнула кулачком в живот своего бывшего супруга.
В холодильнике нашлись соки, бутылки были открыты, и пиршество закружилось. Через час мы называли прибалта просто Юхан, а он только умиротворенно икал в ответ. Долгая дорога и интенсивная любовь подкосили беднягу, и после первых тостов его белобрысая голова начала испытывать собственную шею на растяжимость. Впоследствии Юхан принимал участие в общей беседе наравне со своим креслом. Правда, шокированные десятиклассницы довольно быстро лишили нас своего общества, но, по-моему, никто этого так и не заметил, потому что Кубик расчехлил гитару и затянул нашу геройскую самодеятельную:
«Дедушка Махно, внучки твои
в каменных лесах
на лихих „Жигулях“ -
их не поберёт ни черт, ни ГАИ,
темной ночью нет нужды в тормозах!»
К полуночи я обнаружил, что сломавшийся Юхан привез нашей хозяйке неплохой презент — в морозильнике леденела бутылка голубой «Смирновской». Расчувствовавшись, мы перенесли дарителя из неудобного кресла на низенькую кушетку в одной из комнат.