Файл, найденный в мусорной корзине: «ДРАКОШИ»
«ДРАКОШИ»
Я, Дмитрий Осокин, коренной ленинградец во втором или третьем поколении, странно чувствую себя в Санктъ-Петербурге. Так, наверное, чувствовали себя в Риме остготы Теодориха, переименовавшие, как известно, арену Колизея в «Площадь Восстания Варвара-Энтузиаста». И именно в Санктъ-Петербурге со мной наяву произошла первая фантастическая история моей жизни. Но началась она, как и все необычайное, вполне банально.
Шел одиннадцатый год после Олимпийских игр в Москве — сказочное и далекое теперь время. Я работал тогда на Морфизприборе, в тех цехах, что на Шпалерной, и поэтому Санктъ-Петербург окружал меня пять дней в неделю. Рядом жили и многие друзья…
Они-то и поджидали меня у проходной в один из теплых осенних дней. Благостная физиономия Батюшки светилась добротолюбием, а рядом с ним стояли мои бывшие одногруппники по политеху — Княже и Кубик.
— Как учеба, магистры? — поинтересовался я после первых приветствий.
— Пьем, да знаем меру Лебега! — ответил за всех великолепный Княже в кожаной курточке.
— Никак ты пьян, да умен? — спросил я, принюхиваясь.
— А ты как думал? — захохотал он.
Я обрадовался. Княже был тогда единственным автовладельцем среди моих друзей, но отнюдь не всегда родители разрешали ему садиться за руль. На этот случай существовала аксиома «Когда Княже трезв, то машину у него отбирает мама в наказание, за то, что он ездил пьяным. Ну, а когда Княже пьян — у него есть все!»
Мое обоняние сразу же подсказало, что сегодня мне уже не придется давиться в автобусах с потными женщинами. И как только мы вышли на улицу, я сразу же увидел наш боевой «Москвич» 412-й модели. В салоне оказались гитара и объемная спортивная сумка с вином. Мотор заурчал, машина рванулась по Шпалерной к Смольному, и через мгновение мы уже выворачивали на Суворовский.
— Куда хоть мчимся?
— Пока в подвальчик, здесь недалеко… Поедим — решим куда поедем, — ответил Кубик, откупоривая бутылку, — жара!
У каждого поколения бывает своя боевая молодость. Одних она, коварная, бросает на кронштадтский лед, других приводит в энкаведэшные застенки, а третьими просто затыкает вражеские амбразуры. Наша боевая молодость подняла нас на борьбу с алкоголем согласно решений Партии и меченого главаря, и мы тогда боролись с ним, затыкая ртами горлышки полных бутылок, истребляя таким способам образ врага.
«Если не ты, то кто выпьет это губительное зелье?» Этот вопрос воодушевлял нас пострадать за человечество.
«Москвич» тормознул у полуподпольного кабачка на Суворовском, и мы часика полтора посидели там за коктейлями типа «коньячный пунш», по ходу дела познакомившись с какими-то двумя десятиклассницами аж из специальной французской школы. Моя память не сохранила имен этих очаровательных лицеисток, но расплачиваться нам тогда пришлось за шестерых. Вышло где-то около семидесяти рубликов, но это еще не та фантастика, которую я обещал. Прихватив с собой несколько пачек рублевого «Мальборо», наша компания вновь оказалась на улице.
+ + +
2019 год:
Старлей Глинозёмов отвлекся от чтения бульварной — всё же бульварной! — прессы, пошевелил другим пальчиком. Так он и знал: автор врёт. Цены в рассказе были указаны точно, но никак не на «одиннадцатый год после Московских Олимпийских Игр» (вот зачем такая вычурность, нельзя было просто написать, «1991»?). Такие цены были… хм, как он и предполагал, в период с 1980 по 1988 год. Не могли подобные расценки выжить при Гласности и Демократии.
Автор еще и склеротик? Или он, Глиноземов, удачно избежал коварной ловушки? И кто-то шибко изворотливый нарочно пытался запутать его заведомо неверной датировкой?
