– Я не могу в это поверить. Я был уверен, что одолею тебя, Хвостолом.
– Ты хорошо бился, Буртонг, и ты, несомненно, самый быстрый медношкурый, которого я когда-либо встречал.
Гордость Буртонга была частично спасена.
– Для меня было честью сразиться с тобой, Хвостолом, хотя думаю, что в следующий раз мне повезет больше.
Базил с трудом доковылял до Релкина, который торопливо подсчитывал очки. Разница была очень маленькой. Все зависело от того, как оценят судьи падение и шатание Базила.
– Должно быть, для победы хватит, – бормотал Релкин, когда Баз сел рядом, поднял ведро с водой и осушил до дна. В этот момент дракон должен был признаться себе, что, по правде сказать, ему уже безразлично, выиграл он или проиграл. Ему уже было плохо, а в дальнейшем он должен был чувствовать себя все хуже и хуже.
Релкин тотчас снял с него латы и джобогин.
– Скверный удар, – пробормотал он, в то время как его искусные пальцы исследовали раны и определяли степень опасности.
Несколько драконов подошли, чтобы переговорить с Хвостоломом. Первым был мощный дикий и грозный дракон – Пурпурно-Зеленый с Кривой горы, гигант почти пяти тонн весом, гораздо крупнее любого медношкурого. Он пожал руку Базилу и пробормотал что-то на драконьем языке. Затем подошла шелковисто-зеленая Альсебра, бесплодная дракониха,>{2} которой не суждено было иметь детей, новенькая в Стодевятом марнерийском драконьем эскадроне.
– Хорошая техника фехтования, Хвостолом. И защищался ты неплохо.
– Спасибо, Альсебра. Для медняка он был очень быстрым.
Все это время Релкин поглядывал в сторону ринга, где в отгороженной занавесями кабинке заседали судьи. Релкин знал, что среди них нет ни одного драконопаса из Стодевятого, поэтому нельзя рассчитывать на безусловный настрой жюри в их пользу.
Решения об исходе поединка все не было, мрачная и молчаливая толпа зрителей томилась от неопределенности. Они все ждали и ждали, а в это время жюри драконопасов спорило по поводу каждого удачного удара, вновь и вновь пересчитывая очки.
Наконец судьи откинули занавеси и огласили свое решение. Победа была присуждена Базилу Хвостолому из Куоша с перевесом в пол-очка.
Релкин глубоко и облегченно вздохнул. За пять серебряных монет можно было больше не беспокоиться. Фактически они должны были превратиться в десять серебряных – как только он отловит Свейна из Ривинанта и получит свой выигрыш. Тем не менее бой был тяжелым до одури. Его дракону пришлось несладко.
Базил со стоном заставил себя подняться и, ведомый Релкином, направился к главным воротам Форта Далхаузи. Вокруг них суетилась толпа в поисках еды, пива и мест получше. Все время подходили зрители, чтобы разглядеть поближе знаменитого дракона Хвостолома, к чему Базил относился благожелательно.
Внезапно Релкин увидел хорошо знакомую угловатую фигуру. Он вытянулся. Базил тоже остановился, глядя на возникшего перед ним Таррента, командира эскадрона.
Темные глаза Таррента были мрачнее обычного, и его брови при виде Релкина нахмурились. Выражение лица командира было страдальческим – как у человека, проигравшего по крупному. Не заключил ли он пари против Хвостолома? Против дракона из своей собственной части?
Релкин и командир эскадрона Дигаль Таррент никогда не испытывали друг к другу пылкой любви. Точнее, более справедливо было бы сказать, что все подразделение и его командир особой любви друг к другу не питали. Новый начальник прибыл ранней весной и положил конец вольной жизни эскадрона при старшем драконире Хэтлине. Хэтлин получил повышение и отправился в Форт Кенор, в новое подразделение драконов.
Таррент был проклятием для Стодевятого драконьего эскадрона, который никогда не страдал от начальства и привык к свободе отношений, а вовсе не к маршировке и муштре. Конечно, Стодевятый интересовался не только тренировками и фехтованием. Драконопасы заботились о здоровье и настроении своих драконов, но отнюдь не о сверкающем снаряжении.
Командир Таррент, со своей стороны, потребовал, чтобы у подчиненных все блестело – полированные латы, шлемы, мечи, ножны и вообще все, что есть металлического. Беспокоила его и шаткая мораль разболтавшихся воинов. Вскоре после прибытия он издал приказ, в котором заклеймил Стодевятый как пьяниц – за распитие чрезмерного количества пива, в том числе имбирного и безалкогольного – и объявил, что будет строго преследовать азартные игры. Прошел пугающий слух, что Таррент – тайный член пуританской секты дианинов. В Стодевятом целыми неделями царило уныние.
