Поезд набирал скорость. Воины стояли плечом к плечу, широко расставив ноги, образуя живой барьер, препятствующий толпе прорваться к механизмам, которые управляли железной дорогой. Однако Тас сумел обнаружить брешь; встав на четвереньки, он пролез между ног одного из стражников, который изо всех сил старался сдержать напор давящих тел, так что даже и не заметил прошмыгнувшего кендера.
Тас со всех ног кинулся догонять поезд, и ему удалось-таки поравняться с последним вагончиком. Вначале он закинул в него свой хупак, а потом и сам на бегу изо всех сил ухватился за борт.
После нескольких напряженных секунд, когда казалось, что его пальцы вот-вот разожмутся, Тас сумел перекинуть через борт одну ногу, затем он перевалился туда, упав на пол рядом со своим хупаком. Тассельхоф лежал на спине, любуясь сталактитами по дороге в Долину, и размышлял о том, как Флинт обрадуется, увидев его.
Седьмая, Восьмая и Девятая дороги вели в Калил Срит, Долину танов. Каждая из них заканчивалась у входа, именовавшегося Покои Стражей, хотя ни один гном не защищал его. Благоговейный страх и почтение надежно охраняли Долину. Сюда входили гномы, чтобы похоронить своих умерших, и задерживались ровно столько времени, сколько требовалось, чтобы воздать последние почести усопшим.
В старые времена все было по-другому, во всяком случае, такие рассказы слышал Флинт. До Великого Катаклизма Долину посещали жрецы Реоркса, следившие за состоянием кладбища. Гномы приходили туда праздновать семейные годовщины вместе со своими предками. Почтить могилы древних вождей стекалось множество паломников.
После исчезновения служителей культа никто уже не заботился об этом месте: могилы заросли травой, надгробия начали разрушаться, да и посетители стали являться все реже и реже. Хотя гномы продолжали чтить предков, просили у них наставлений и покровительства, они не желали тревожить сон умерших. Положив почившего родича в могилу или саркофаг, живые прощались с ним и приходили вновь, лишь когда приходил срок хоронить другого члена семьи.
Долина танов считалась священной землей, многие столетия назад благословленной Реорксом. Когда-то она являлась местом упокоения и мира, теперь же превратилась в место скорби. Над ней светило солнце, дули ветры, виднелись луна и звезды. Это было единственное место в Торбардине, куда проникал солнечный свет, что, кстати, стало еще одной причиной, по которой гномы редко посещали Долину. Под горой, где обретались всю жизнь торбардинские гномы, царил вечный мрак, и в продуваемой ветрами солнечной долине они чувствовали себя неуютно.
Массивные бронзовые двери Покоев Стражей были украшены символом Восьмого королевства – рука воина, опустившая молот.
Ни Флинт, ни Арман не проронили ни слова, пока следовали по Восьмой дороге. Молча подошли они и к бронзовым дверям. Шум и суета остались где-то позади. Каждый из них был поглощен своими размышлениями, надеждами, мечтами, желаниями и страхами.
Они подошли к двустворчатым дверям, и, не сговариваясь, каждый взялся за ручку – Флинт за левую, а Арман за правую. Сняв шлемы и склонив головы, они открыли двери, ведущие в Калил Срит.
Солнечный свет – яркий, сверкающий, ослепительный – обрушился на них, словно водопад. Арман Карас зажмурился и прикрыл глаза рукой. Флинт моргнул, затем полной грудью вдохнул чистый горный воздух и надставил лицо солнечным лучам.
– Слава Реорксу! – выдохнул старый воин. – А я даже не знал, как соскучился по всему этому! Как будто я снова возвратился к жизни!
«По иронии судьбы в долине смерти», – пронеслось у него в голове.
Арман прикрывал глаза рукой. Ему было больно смотреть на чистое небо.
– А для меня это подобно смерти, – угрюмо признался он. – Тут нет ни стен, ни перегородок, ни границ, ни начала, ни конца. Я вижу над собой бескрайний простор вселенной, а я в ней – ничто, даже меньше чем ничто, и это мне не нравится.
Только теперь до сознания Флинта дошло, какая пропасть лежит между его народом и этими подгорными жителями. Когда-то, давным-давно, оба клана одинаково хорошо чувствовали себя и при свете солнца, и в темноте подземелий. Теперь же то, что для одних было жизненным пространством, для других сделалось смертью. Флинт размышлял, вернется ли когда-нибудь все на круги своя, о чем так страстно мечтал Арман. Вновь у него в ушах зазвучали оскорбления и проклятия, ранившие еще больнее, тяжелее и смертоноснее летящих камней. Флинт почувствовал гнев, вскипавший в его сердце. Старый гном решил, что мечта эта так и останется мечтой, и Молот здесь не поможет. Но когда ярость его разгорелась вновь, Флинт в глубине души ощутил сожаление, будто он потерял что-то очень ценное.
