– А сколько у тебя было?
– Я привел шестьдесят два человека, не считая меня. Ты, наверное, видел мой корабль. Вот только не знаю, сколько из них уцелело… Но все уцелевшие рады будут сражаться под началом столь знатного и прославленного вождя, как ты!
– Посмотрим, – Торвард кивнул. – Иди пока собирай своих людей, пересчитаешь и доложишь. Борода, отпусти его. Кого приведет, посадишь к прочим пленным, потом разберемся. И вот еще… – Торвард окинул Гуннара взглядом. – Шкуру эту при мне не таскай.
– А? – «Морской конунг» сначала не понял, а потом сообразил и даже несколько суетливо сдернул с плеч волчью шкуру, служившую ему плащом и давшую прозвище. – Как скажешь, Торвард конунг.
– Был Гуннар Волчья Лапа, будет Гуннар Освежеванный, – хмыкнул Асбьерн Поединщик.
Но, хотя Гуннару и запретили носить шкуру, на которую имел право только настоящий ульвхеднар, исходом встречи с конунгом фьяллей он остался весьма доволен. Он не кривил душой, и Торвард не напрасно верил в его добрые намерения. «Морскому конунгу» действительно нечего было делить с конунгом Фьялленланда, а искать добычи и славы он так же мог совместно с ним – и даже более успешно. В таких случаях, когда людей сводит на поле битвы всего лишь жажда подвигов и добычи, остатки дружины побежденного почти всегда вливаются в ряды победителей, принося уже их вожаку клятву верности, и соблюдают ее не менее строго, чем клятвы, когда-то данные прежнему вождю – погибшему.
Пока одни собирали убитых и перевязывали раненых, другие занялись устройством стана. Ибо близилась ночь, похолодало, и фьялли, разгоряченные схваткой, уже чувствовали себя неуютно в пропотевших рубахах. Запылали костры, принесли котлы, и Кольгрим принялся распоряжаться приготовлением ужина, оживленно перетряхивая поклажу побежденных. В походе любые припасы пригодятся, надо же людей кормить! В ожидании, пока сварится каша, фьялли по примеру своего конунга подбирали куски хлеба и сыра, не затоптанные во время битвы, – походная жизнь не располагает к привередливости и брезгливости.
К ночи Гуннар, самолично бегая по ближайшим холмам и крича, собрал из своей дружины человек тридцать. Многие были ранены, но убитых он насчитал пятнадцать человек, то есть еще кто-то, как он надеялся, объявится к утру. Оружие фьялли у них пока отобрали, но позволили устраиваться всем вместе в стороне от собственного стана. Немногочисленные туальские пленники – у этих большинство было убито, предпочитая не сдаваться в плен, – сидели связанные под охраной.
Свободные от дозоров укладывались спать, и Торвард тоже лежал на еловых лапах возле костра, завернувшись в плащ. После сражения ему стало хорошо и спокойно – клокотавшая ярость и жажда разрушения, мучившие его, словно какая-то душевная чесотка, нашли достойный выход, и сейчас он был почти от них свободен, хотя и понимал, что это ненадолго. В лучшем случае до утра. Но хотя бы до утра он был намерен мирно проспать, поэтому с большим неудовольствием поднял голову, когда из темноты донесся тревожный крик.
– Ну, кто там еще, так его… – проворчал Торвард, а сам мгновенно оказался на ногах, с мечом в одной руке и щитом в другой.
– Там кто-то идет! Какие-то люди! Вооружены! – кричали дозорные, почему-то со стороны моря.
Разбуженные фьялли мигом вооружились и встали, образовав «стену щитов». Дозорные со стороны моря вернулись к стану и присоединились к остальным. В темноте мелькало множество огней, но никто не понимал, что случилось. Откуда тут взялось еще какое-то войско? Или Гуннар обманул и они с Криодаймом пришли не только вдвоем? Или у того было гораздо больше людей, просто не все оказались на месте во время нападения? А теперь остатки подошли мстить за вождя?
– Вон они. – Торвард наконец разглядел нападавших и взялся за копье, и тут же раздался голос Сельви:
– Конунг, осторожнее! Это не живые!
И тут же все поняли, что он прав. Со стороны моря к ним приближались вереницы синевато-рыжих огней, выходящих прямо из волн. При виде этого зрелища пробирала дрожь, но все же фьялли испугались не так сильно, как могли бы испугаться другие на их месте. Всего пару месяцев назад, в одну из первых своих ночей на Фидхенне, они уже видели нечто подобное – видели души мертвых, выходящих из-под земли и из моря такими же синими огоньками. Тогда ничего плохого им здешние мертвецы не сделали, но как знать, что на уме у
