Обнеся пивом всех пришедших, женщины скрылись за занавеской. Оттуда вроде бы слышался еще чей-то голос и временами обрывки смеха, но больше никто не показывался.
– Видимо, славный Эрлинг пошел присмотреть невесту для себя, – шепнул Ивар. – Нашей Йоры ему не видать, мы ему ясно дали это понять.
Пока гости пили пиво, Халльгрим хёвдинг покончил с делами и подошел к ним.
– Я рад снова видеть тебя, Ивар хёльд! – начал он, поглядывая между тем на Бьярни. Будучи человеком неглупым, Халльгрим быстро смекнул, что к нему привели отвергнутого жениха, а значит, разговор не окончен. – Признаться, я беспокоился, как бы недавние недоразумения не испортили нашей дружбы! Жаль, что моего сына нет дома, он вышел пройтись. Но я сейчас же пошлю за ним! – Он оглянулся, выискивая среди своих людей кого-нибудь, кого можно послать с этим поручением.
– Не нужно отрывать Эрлинга от его дел! – мудро заметил Ивар хёльд, понимая, что от Халльгримова сына им ничего хорошего ждать не стоит. – Мы ведь сватались не к нему, верно?
– Конечно. – Хозяин любезно посмеялся вместе с ним. – А ведь я уже вчера подумал, Ивар хёльд, что мы можем породниться и другим способом. Если Сигмунд отдаст свою дочь, йомфру Йордвейг, за моего сына Эрлинга, это будет прекрасный брак, удобный и выгодный для нас обоих.
– Не знаю и не могу тебе ответить, что думает хёвдинг о браке своей дочери, но мы-то пришли говорить с тобой о браке его сына! – ответил Ивар хёльд. – Вот, взгляни-ка – это Бьярни, тот самый, что в одиночку справился с самим конунгом фьяллей, у которого была дружина в триста человек. И клянусь дорожным посохом Хеймдалля, это один из самых надежных парней, которых мне случалось видеть.
Бьярни встал и слегка поклонился. Халльгрим окинул его внимательным взглядом.
– Что ж, выглядит он человеком разумным, решительным и достойным. Я притворялся бы глупее, чем есть, если бы делал вид, что не понял, зачем ты мне его показываешь, Ивар хёльд.
– Скажи-ка, Халльгрим хёвдинг, где еще ты думаешь найти зятя, который в таком юном возрасте так отличился бы? Одолеть конунга фьяллей – нешуточное дело. Оно говорит о том, что у человека очень большая удача. Пожалуй, большая, чем у двух законных сыновей Сигмунда, которые оба пали в этой борьбе, а Бьярни не просто выжил, но и выиграл свою битву. И сам Торвард конунг это признал! А уж если сам конунг фьяллей признал свое поражение, нам с тобой было бы глупо сомневаться! И теперь, когда Бьярни стал полноправным и, заметь, единственным наследником отца, твоя дочь получит в его лице даже более выдающегося жениха, чем был прежний. Разве можно с этим спорить?
– Я мог бы согласиться с тобой, Ивар хёльд, но ты же понимаешь, женщины – разве они способны рассуждать здраво? – Халльгрим улыбнулся. У него было отличное средство отклонять все уговоры. – Выходить замуж не мне, а Ингебьёрг, и решать это дело должны Ингебьёрг и ее мать. А они посчитали, что… э… короче, моя дочь предпочитает…
Халльгрим сам не знал, кого же предпочитает его дочь. Но было ясно, что не Бьярни.
– Так позволь же мне поговорить с ней, – подал голос Бьярни. – Она отказала, толком не узнав меня. Так может быть, мне удастся ее убедить.
– Ты хочешь поговорить с ней?
– Конечно. Если решает в этом деле она сама, то и говорить следует с ней.
– Ну, хорошо. – Халльгрим поднялся и повернулся в сторону женского покоя, потирая руки, словно покончил с трудным делом. – Раннвейг! – крикнул он.
Из-за занавески вышла та русоволосая девушка, что угощала Бьярни.
– Скажи йомфру Ингебьёрг, что с ней хотят поговорить по поводу сватовства. Пусть она выйдет к нам.
Девушка кивнула и исчезла за занавеской. Оттуда послышались звуки легкого замешательства, быстрый шепот, какие-то восклицания. Потом занавеска снова откинулась, вышла Раннвейг, потом фру Арнгуд, жена Халльгрима, а за ней показалась и сама Ингебьёрг. И наконец-то Бьярни увидел ее при ярком свете, ибо дверь землянки была раскрыта, и во всей красе.
Да, у этой девушки были основания высоко себя ценить. И красота ее, и гордость были достойны дочери хёвдинга. Она была хорошего роста, с белым лицом, яркими губами и румяными щеками, а черные брови и ресницы напоминали о сказаниях, в которых красавица была создана из белого снега, алой крови и черноты ворона. Длинные светлые волосы были тщательно расчесаны и прихвачены на лбу лентой, усаженной маленькими позолоченными бляшками, красное платье было вышито синей и белой шерстью, на каждом запястье блестело по узорному золотому браслету, на груди сияли позолоченные застежки в виде головы медведя, размером с детскую ладонь, а между застежками висело две нити крупных пестрых бус с серебряными привесками. Каждая такая бусина стоит кунью шкурку, и эта девушка носила на себе неплохое приданое. Встав перед гостями и сложив руки под грудью, Ингебьёрг застыла, давая возможность себя рассмотреть. Она привыкла к тому, что каждое ее появление – это событие. Она даже не смотрела пока на тех, кто к ней пришел.
