– Убить – можно попробовать, – заметил Бьярни. – Ведь он проклят. И он сказал, что его убьет человек, у которого окажется достаточно сильная удача. Теперь, когда его собственная удача ослаблена проклятьем, это стало возможным.
– Твой брат Вемунд уже пробовал. – Хёвдинг сдвинул брови и опустил взгляд, словно хотел спрятать неутихающую боль в глазах. – Я на это смотрел. И было похоже, что проклятье только увеличивает силу Торварда конунга. Во много раз. Так что… Я уважаю твою доблесть, я очень рад и горд, что у меня такой сын, как ты… И поэтому я говорю тебе: выкинь из головы эти мысли. Я не хочу, чтобы ты пошел мстить ему за братьев и сам погиб. Больше сыновей у меня нет, насколько мне известно.
– Но мы не можем оставить совсем неотомщенной их смерть, разорение дома, оскорбление рода, – тихо сказал Бьярни, тоже не поднимая глаз. – И Йора… пусть она не пострадала, но мы несем позор, как будто пострадала. Неужели мы все это так оставим?
– С местью не обязательно спешить, – горько вздохнул хёвдинг. – Сперва женись, роди нам двоих-троих сыновей, чтобы я был спокоен за будущее моего рода. А потом можно будет подумать о мести. Не в одиночку, конечно. Но если ты заговоришь об этом перед Рамвальдом конунгом, вероятно, он сам захочет присоединиться к такому походу. Но не сейчас.
Бьярни подавил вздох. Отец был прав: сейчас у них не было ни сил, ни возможностей искать мести. И еще несколько лет им придется жить под грузом позора и неисполненного долга. Жить и копить ненависть к тому, кто в этом виноват.
Хёвдинг и даже фру Лив соглашались с Бьярни в том, что прятаться сейчас от людей означает признавать свой позор, поэтому на пир отправились все вместе: хёвдинг с женой, Бьярни с Йорой и даже Дельбхаэм. Еще красивая, в нарядном платье, искусно вышитом ее же собственными руками, умеющая держать себя, как никто другой, она служила украшением пиров округи Камберг, и мало кто задумывался о том, что побочная жена хёвдинга – рабыня. Теперь же, когда слухи о ее королевском происхождении потихоньку расползались по хараду, на нее смотрели с еще большим любопытством. А она была невозмутима и уверенна, как всегда, – вот у кого Йоре бы позаимствовать умение владеть собой!
В усадьбе Медвежья Голова, когда они приехали, было уже полно народу. Название усадьбе дал старый медвежий череп, укрепленный над воротами для защиты от злых духов, – о том, как его добыл дед, поставивший усадьбу, Ивар хёльд очень любил рассказывать. Сам хозяин был крепким мужчиной лет сорока, довольно красивым, дружелюбным, как его сестра, отважным и опытным в походах. Большие пиры устраивались у него, у Эльвира хёльда, у хёвдинга и в Коровьей Лужайке у Халльгрима хёльда попеременно, и Ивар не хуже прочих мог принять двести человек гостей – его усадьба состояла из нескольких просторных домов, где всем находилось место.
Гости съезжались с самого утра, и весь день в усадьбе кипели суета и веселье. Пир еще не начался, женщины толклись на кухне, помогая хозяйской челяди и оживленно обсуждая накопившиеся новости. Фру Лив поначалу заперлась в девичьей с Иваровой женой, фру Стейнфрид, но потом вышла вместе с ней немного повеселевшая и тоже принялась распоряжаться приготовлением еды. А вся молодежь собиралась на пригорке перед усадьбой. Праздник потому называется День Горячего Камня, что в этот день сам Тор мечет раскаленные камни в реки и озера – от этого вода в них нагревается, лед трескается и тает. В честь этого все парни и молодые мужчины состязаются в метании камней – кто метнет камень потяжелее и подальше. Девушки ходят стайками, поглядывая на парней и примечая, кто из них более сильный и ловкий, и уж те стараются вовсю.
Бьярни и Йора всегда с удовольствием принимали участие в этих забавах, и сегодня это было особенно важно. Бьярни и в метании камней сумел отличиться – обладая сильными, развитыми руками и плечами, он мог метнуть камень с голову ребенка. В конце концов соперников у него осталось только двое: Ульв, сын Ивара хёльда, и Эрлинг, сын Халльгрима.
Халльгрим хёльд со своим семейством тоже приехал на праздник, и Бьярни испытующе посматривал на его сына, помня, что слухи, позорящие Йору, идут из Коровьей Лужайки. Но Эрлинг не замечал ни его взглядов, ни самого Бьярни. Халльгримова сына одни называли Красавчиком, а другие Гордецом, и он оправдывал оба эти прозвища. Это был высокий, стройный и сильный молодой человек лет двадцати пяти, с красивым лицом, которому маленькая горбинка на когда-то сломанном носу только придавала мужественности, со светло-русыми волосами, которые лежали приятными мягкими волнами. Черные брови подчеркивали блеск светло-серых глаз, выражавших снисходительное самодовольство. Одет он был ярко и богато, на пальцах имел несколько золотых перстней и все время принимал такие позы, чтобы подчеркнуть красоту и роскошь своей одежды и оружия.
