— Двенадцать, — мягко поправил Шеймус.
— Нет, тринадцать. Он поступил на нашем четвертом курсе.
— Я хочу сказать, ему БЫЛО двенадцать, когда я объяснил ему его истинную природу. Тактильно.
— Шеймус… — Гарри покачал головой, не в силах подобрать слов.
— Что, не Бэдкок? — вернул их внимание к себе Дин. — Тогда…
— Дин, надо рассуждать логически, — перебила Лаванда. — Если он не хочет говорить, значит, здесь какая-то тайна. Например, это была… профессор МакГонагалл!
— В образе кошки, — добавила Парвати.
— Фу! — воскликнула Гермиона, в то время как весь гриффиндорский стол взорвался смехом. — Как вам не стыдно?!
— А что ты можешь предположить, Герм? — фыркая от смеха, спросил Дин. — Миссис Норрис?
— Профессор Трелани! — Гермиона сердито посмотрела на Парвати и Лаванду. Тут даже Гарри не выдержал и рассмеялся.
— Ахх, мой дорогой! — зашелестел Шеймус. — Я вижу, вам предстоит лишиться девственности!
— Ладно, Герми — мимо, — сказал Дин, отсмеявшись. — Филч, может быть?
— Дин, будь серьезней, — усмехнулась Парвати.
— Нууу, тогда… профессор Снейп! А что? Очень эффектен… потом, может, он перед этим делом все-таки моет голову?
— Ну, ты скажешь, Дин, — Шеймус криво улыбнулся. — Ты еще предположи — Драко Малфой!
На счастье Гарри, это последнее предположение насмешило гриффиндорцев еще больше, чем МакГонагалл и Трелани, вместе взятые, и покрасневшее лицо Гарри видел только Шеймус. Он невинно улыбнулся, когда Гарри наградил его сердитым взглядом.
Все бы ничего, но именно в этот момент в Большой Зал вошел Драко Малфой в сопровождении своей свиты.
Малфой был хмур и зол, его же свита, напротив, очень веселилась, хотя некоторые из них и были несколько зеленоватого оттенка. Они наперебой что-то спрашивали у Малфоя, а он огрызался в ответ, и Гарри готов был поклясться, что Драко сейчас переживает ту же пытку, что и он сам.
Смотреть на Малфоя не хотелось. Это зрелище порождало ненужные воспоминания и дурацкие мысли. Одной из них была мысль о том, что растрепанный Драко, каким он был вчера, выглядит лучше, чем аккуратно причесанный.
Нужно немедленно перестать думать о нем. И желательно, перестать контактировать с ним во избежание инцидентов.
Хотя сегодня придется найти время, чтобы увидеться с ним наедине и вернуть этот чертов пояс.
— Предлагаю пойти на квиддичное поле и устроить метлогонки без правил, — сказал Шеймус после того, как все отсмеялись. Предложение было принято с таким энтузиазмом, что забылись даже таинственные засосы Гарри, и вся гриффиндорская компания высыпала из Большого зала, шумно переговариваясь, смеясь и перешучиваясь. Поднялись в башню, чтобы взять метлы и переодеться, затем двинулись на квиддичное поле, на ходу делая ставки на мгновенно организованном Дином тотализаторе.
И только когда все желающие поучаствовать в гонках выстроились на поле в ожидании старта, кто-то спросил:
— А где Гарри?
* * *
Гарри поджидал Малфоя, спрятавшись в нише под лестницей, поднимавшейся из холла. Он, правда, представления не имел, как ему незаметно отбить Малфоя от одноклассников, но тут ему повезло — Малфой вышел из Большого Зала один.
— Малфой! — окликнул его Гарри. Слизеринец повернулся — и лицо его исказилось. Медленно, словно он предпочел что угодно, лишь бы не приближаться к Гарри, Малфой подошел.
— Чего тебе?
— Твой ремень.
Малфой дернулся и зашипел, как разозленная змея:
— И ты не нашел ничего лучшего, чем отдать его мне здесь?
— Надо полагать, я должен был подойти и вручить его тебе во время завтрака, чтобы ты имел удовольствие объяснять своим друзьям, откуда он у меня взялся? — Гарри изо всех сил старался казался спокойным, меж тем как поведение Малфоя резало его без ножа.
Почему? Разве он ожидал чего-то другого?
— Я должен сказать тебе спасибо за твою деликатность? А что бы ты стал объяснять твоим друзьям? Или ты им уже все объяснил сам?
— Я не болтун! — гневно ответил Гарри. Лицо Малфоя перекосило так, словно у него схватило живот.
— Вот что, Поттер. Насчет этой ночи… Мы выпили лишнего и занимались сексом. Бывает. И это был хороший секс, не спорю… спасибо мне, — он ухмыльнулся, но ухмылка почти тут же сменилась той же болезненной гримасой. — Но это был всего лишь секс! И ничего больше!
